Александр Павлович Миролюбов (инспектор) | Бояршинов Виталий Георгиевич

Александр Павлович Миролюбов (инспектор)[1]

А. П. Миролюбов в нашей семинарии в течение шести лет (с осени 1902 г. по весну 1908 г.) работал инспектором.[2] Предшественником его на этом посту был Павел Семёнович Потоцкий, которого семинаристы сокращённо называли «Семёныч».[3] По словам наших старших братьев, учившихся при нём в семинарии, он был человеком грубым, и грубость в обращении даже возвёл в систему инспектирования. Накричать или, как некоторые выражались, «облаять» кого-либо из семинаристов для него ничего не стоило. Но при этом он иногда в отношениях с семинаристами проявлял своеобразный демократизм. Так, у него была привычка проверять у возвратившихся с каникул семинаристов руки, причём если он находил у кого-нибудь мозоли на руках, то хвалил. Однако это мало смягчало впечатление о нём, как грубом человеке.

А. П. в этом отношении был полной противоположностью Потоцкому. Нам никогда не приходилось видеть его сильно возбуждённым, слышать его повышенный голос. У него была совершенно другая манера речи: тихо, спокойно язвить, наносить уколы провинившемуся, а потом свести с ним счёты на заседании совета семинарии и объявить об увольнении.

А. П. был воспитанником Казанской дух[овной] академии, имел учёную степень магистра богословия и, таким образом, среди наших учителей и руководителей был самым учёным человеком.[4] Мы придавали этому большое значение, и для нас А. П. был самым авторитетным человеком. Вот почему мы иногда приглашали его к себе в класс в часы вечерних занятий с простой, лаконично высказанной просьбой: «расскажите нам что-нибудь».[5]

Запомнился такой случай: пришёл к нам А. П. с какой-то книжкой на французском языке, с которой, очевидно, застала его наша просьба. Он говорил нам о Достоевском[6] примерно около часа. Говорил он с увлечением, хотя тихо и спокойно. Нас поразило то, что говорил он без запинки, хотя экспромтом. Мы мало тогда разбирались в том, что говорил А. П. о Достоевском; понимали только то, что он был поклонником Достоевского. Позднее стало ясно, что то, что у Достоевского было наиболее реакционным, составляло credo[7] А. П.[8] Он настолько был увлечён некоторыми местами из сочинений Д., что читал их наизусть.[9]

Когда мы учились в пятом классе, А. П. преподавал нам «Новый Завет» и для иллюстрации некоторых своих объяснений он опять-таки апеллировал к Достоевскому. У него был и самый метод преподавания несколько отличный от метода других учителей; а именно: он почти не прибегал к проверке наших знаний, а всё внимание сосредоточил на своих объяснениях, которые больше походили на проповеди или душеспасительные беседы. Никто другой, как он, вероятно, не верил так в силу слова, в убедительность речи, как А. П. Вот почему он часто произносил проповеди, причём его проповеди больше всего были рассчитаны не столько на чувства слушателей, сколько на то, чтобы убедить в необходимости и правоте религии. Но иногда его проповеди направлены были и непосредственно на воспитание семинаристов. Так, когда мы «говели»[10], то при чтении «часов», на каждом из них А. П. выступал с кратким словом «молитвами иже во святых отца нашего Исаака сириянина…», которое было рассчитано на создание покаянного настроения у нас. Он, безусловно, верил в то, что, таким образом, проповедями, можно воспитать людей, и он, безусловно, стремился к этому, был идейно предан этому делу.

Что работа инспектором не была для него стремлением к карьере видно из того, что он отказался от предложенной ему Казанской дух[овной] академией лестной карьеры профессора и предпочёл работать инспектором семинарии. К слову сказать, он никогда не кичился своей научной степенью магистра и вообще всегда был скромен в проявлении своей личности: скромно одевался, был скромен в быту.

Что А. П. идейно был предан своему делу и верил в это дело, об этом свидетельствует то, что он на свои средства в одной из комнат своей квартиры создал для семинаристов читальню, в которой были газеты и журналы типа «Русского паломника».[11] В ученическую библиотеку А. П. подарил сочинения Писемского.[12]

[[13]]

А. П. работал в нашей семинарии в возрасте 32-38 лет. По нашим тогдашним представлениям этот возраст казался уже почти старым; молодыми мы считали только людей своего возраста. Вот почему зная, что он холостяк, мы считали, что для него не существует, так называемого «женского вопроса», тем более что нам никогда не приходилось видеть его в женском обществе, и он представлялся нам неким отшельником, подвижником, вроде толстовского отца Сергия в одноименном его рассказе.[14]

Но произошло одно событие, которое вызвало сенсацию, взбудоражило наши умы и ввергло их в соблазн. Один семинарист, побывавший в оперном театре, на другой день громогласно объявил: «ребята, А. П. вчера был в театре с экономшей». Так называлась у нас жена нашего эконома – диакона Славнина. Если бы мы захотели конкретно представить себе всю картину смятения семинаристов, вызванного поразившей нас новостью, то разве только можно его сравнить с тем, как это изображено у Ф. М. Достоевского по поводу смятения духа у Алёши Карамазова, когда он узнал о том, что труп почитаемого им старца Зосимы стал смердеть.[15] Дело в том, что жена эконома была не просто женщиной, но женщиной красавицей с неотразимой, как говорят, красотой, и нашему воображению в этом случае представлялась в виде жены Пентефрия, старавшейся обольстить Иосифа прекрасного.[16]

Другой, как нам казалось, необычный случай ещё более привёл нас в крайнее смятение, выражаясь монашеским языком – в искушение. После одних летних каникул А. П. приехал в семинарию с девушкой, лет 17-18. Пошли слухи, что это его племянница-сирота, что он был для неё единственным родственником, который мог её призреть. Так это, вероятно, и было на самом деле. Но на этом не могла остановиться пылкая фантазия семинаристов, и пошли слухи, которые приписывали ей или образ Сони Мармеладовой[17], или Виолетты из «Травиаты»[18], а самого А. П. представляли в образе толстовского [отца] Сергия в момент его искушения. Говорили также, что А. П. привёз её с собой для перевоспитания. Что им в этом случае руководило, и как он решился на такой шаг, который мог вызвать разные толки и кривотолки, осталось тайной, но не хотела оставаться только тайной сама виновница этих толков: обладая острыми глазами, наблюдательностью и, может быть, некоторым опытом, она скоро заметила другие пытливые глаза, манящие к себе. Утверждали, что дело дошло до обмена записками, но… наступил день, когда племянница А. П. больше не показывалась. Всё!

Нет, не всё! Мы решили всё-таки точно узнать у А. П., как он мыслит по женскому вопросу. Однажды был ему задан вопрос, нам тогда казалось серьёзный: «Что такое женщина?»[19] Александр Павлович был, конечно, не глупый человек, а оказался способным на плоское, пошлое замечание, вся глубина которого нам стала понятна позднее, когда мы узнали, что бывают люди, у которых уживаются вместе и наружное благочестие и самая отвратительная пошлость.[20] Таким, например, в будущем предстал небезызвестный архиепископ Волынский Антоний из князей Храповицких. Потом стало нам понятно, как получился человек такого склада, как А. П. Люди такого типа складывались в специфических условиях жизни студентов дух[овных] академий. Оторванные от всего жизненного, под влиянием монахов, они вырабатывали в себе какой-то туманный идеал подвижника, оторванного от широкой окружающей жизни, очень часто женоненавистника. Как получился таким А. П.? Когда мы ставили этот вопрос конкретно по отношению [к] А. П., то грешным делом думали: не толкнуло ли его на это сознание некоторой неполноценности в физическом развитии: низкого роста, тщедушного вида, с неприятно торчащими ушами (как у Каренина в романе «Анна Каренина»[21]), с наклонностью к лысению, как мы думали, он мог быть расположен к мизантропии.

А. П. пришлось работать в семинарии в бурное время революции 1905 г. Сколько ни пытался он, как говорится, уберечь семинарию от революционного течения, ему это не удавалось. Были приняты для этого чрезвычайные меры. Так, однажды к нам в вечерние часы пришли наиболее авторитетные представители городского духовенства для беседы, но стихия революции захватила и семинаристов. От этого времени остались в памяти два события из жизни семинарии: обыск, произведённый отрядом полиции и забастовка. Обыск ничего не дал. Забастовка началась с того, что А. П. была передана петиция с требованием главным образом предоставления семинаристам доступа в университеты.[22] Вечером мы вызвали [его] в четвёртый класс и зачитали ему содержание своей петиции. Нужно было видеть А. П. в этот момент: он стоял и куда-то смотрел вдаль, выше наших голов. О чём он думал в это время? Выслушал, взял петицию и только сказал: «доступ в университеты зависит не он нас», повернулся и ушёл.[23] На другой день было объявлено, чтобы мы явились в канцелярию за получением денег на проезды и покинули семинарию.[24]

[[25]]

В период наступившей реакции А. П. с бо́льшим ещё рвением взялся за проповеди; в это именно время он и практиковал проповеди «Молитвами отца нашего Ефрема сириянина[, Христе Боже, помилуй нас]», о чём сказано выше. По его предложению, на утренние и вечерние молитвы являлся семинарский священник, и они превратились в своего вида молебны. Чаще на богослужениях читались акафисты. Как на некоторую деталь, характерную для этого времени, можно указать на следующее. Появился вдруг в составе семинаристов таинственный юноша, с обликом святого, византийского письма. Сейчас же пошла молва: «среди нас появился подвижник, человек не от мира сего». Говорили, что он составляет молитвы, акафисты и т. п. Жил он где-то на частной квартире, его посещал А. П., и он пользовался особым его вниманием. Что это был за юноша, тогда для нас было тайной, а сам подвижник скоро исчез. Не был ли он тайным соглядатаем? Очень похоже.

[[26]]

[[27]]

С некоторого времени мы стали замечать, что А. П. стал сторониться от семинаристов. Когда его приглашали для беседы, он неохотно говорил, иногда отговаривался словами: «О чём нам говорить, мы люди различных взглядов» и т. п.

Однажды, в начале месяца мы попросили его поделиться с нами своими наблюдениями за нашим поведением за прошлый месяц, что он всегда делал обстоятельно, но он ответил лаконически: «всех покрыла благодать» (было время исповеди) и в той его речи чувствовалась апатия, как будто всё это ему надоело.

Через два месяца мы узнали, что он оставляет семинарию и уезжает работать инспектором народных училищ в г. Вольск. Перед его отъездом мы его попросили побеседовать с нами. Он мельком появился и, не задерживаясь, как это было раньше, поговорил о том, почему он оставляет семинарию. Вот его слова: «семинария это учреждение, которое существует не столько для воспитания, сколько для питания». Из его слов мы поняли то, что он пришёл к признанию полного поражения своей системы воспитания семинаристов.

В то время некоторые учителя семинарии уходили в инспектора нар[одных] училищ из материальных соображений, но нельзя было думать, что по этим же соображениям шёл туда А. П. Несомненно им руководили не материальные соображения, а он искал новую область для притяжения своих сил. Что из этого получилось, нам, к сожалению, не известно.[28]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 76-81 об.

[1] Миролюбов Александр Павлович – сын протоиерея Саратовской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1896 г. В 1896-1897 гг. профессорский стипендиат Казанской духовной академии. В 1898-1899 гг. преподаватель богословских наук в Александровской миссионерской духовной семинарии. Магистр богословия 1899 г. С 20 ноября 1902 г. инспектор Пермской духовной семинарии. Преподаватель Священного Писания в 5-м классе. Коллежский советник. Имел ордена: св. Анны 3 ст. и св. Станислава 3 ст. // «Пермские епархиальные ведомости». 1907. № 27 (21 сентября) (отдел официальный). С. 508.

[2] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «А. П. Миролюбов перевёлся в нашу семинарию с Кавказа, из Ардонской семинарии. Его назначению инспектором в нашу семинарию содействовал вновь прибывший на должность пермского архиерея епископ Иоанн [Алексеев], который был перед этим ректором Ардонской семинарии. Как бывшие сослуживцы: еп[ископ] Иоанн и А. П. Миролюбов – были в хороших отношениях» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 16.

Ардонская семинария – неофициальное название Александровской миссионерской духовной семинарии, ректором которой был Иоанн (Алексеев) в 1887-1899 гг.

[3] Потоцкий Павел Семёнович – сын причетника Нижегородской губернии. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1875 г. В 1875-1886 гг. преподаватель Священного Писания в Тифлисской духовной семинарии; в 1886-1888 гг. инспектор Тифлисской духовной семинарии; с 31 марта 1888 г. по 1902 г. инспектор Пермской духовной семинарии. Преподаватель Священного Писания в 5 классе. Статский советник. Имел ордена: св. Владимира 4 ст., св. Анны 2 и 3 ст. и св. Станислава 2 и 3 ст. // «Пермские епархиальные ведомости». 1901. № 20 (16 октября) (отдел официальный). С. 295.

[4] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «А. П. окончил курс в Казанской духовной академии, был оставлен в аспирантуре профессором [С. А.] Терновским, написал и защитил научную работу по «Библейской археологии», и получил звание «магистра богословия». При уходе на пенсию проф[ессор] ... Тарновский предложил ему занять его место на кафедре, но А. П. отказался от столь завидной перспективы: его, очевидно, привлекала более живая работа с молодёжью, позволявшая непосредственно соприкасаться с ней, с её бытом и характерами» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 16-16 об.

[5] Там же: «Мы направляли делегата к А. П. с просьбой прийти к нам на беседу, и он приходил к нам запросто – одетый по-домашнему: в рубашке без галстука, простенькой визитке, в шерстяных туфельках на ногах. Нам нравилось полное отсутствие в этом случае официальной обстановки. Приглашая А. П. на беседу, мы даже не придумывали вопрос, по которому мы хотели бы слышать его речь, и на его «что вы хотите, что бы я вам рассказал?», наивно заявляли: «скажите нам что-либо» // Там же. Л. 17 об.

[6] Достоевский Фёдор Михайлович (1821-1881) – русский писатель, мыслитель, философ и публицист. Классик русской литературы и один из лучших романистов мирового значения. Автор романов «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879-1880).

[7] credo – по-латински буквально «верю», личное убеждение, основа мировоззрения.

[8] «Реакционность» Ф. М. Достоевского заключалась в его религиозности, неприятии идей социализма и неприемлемости революционной борьбы.

[9] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Чаще всего из его произведений он называл «Дневник писателя» и «Записки из Мёртвого дома» // Там же. Л. 17 об.-18.

Там же: «Принадлежность А. П. к этому идеологическому направлению подтверждалась ещё и тем, что он был поклонником Победоносцева, что он отмечал в некоторых своих высказываниях, сугубо положительных и почтительных к нему. Когда Победоносцев умер, то в семинарии служили панихиду, и в её организации, надо полагать, не последнюю роль играл А. П., так как было видно, что он был зело огорчён этим событием» // Там же. Л. 18-18 об.

Победоносцев Константин Петрович (1827-1907) – русский государственный деятель консервативных взглядов, в 1880-1905 гг. обер-прокурор Святейшего Синода.

[10] Говение – приготовление к таинству причащения, заключающееся в посте и воздержании, посещении всех богослужений в продолжение, по крайней мере, одной недели и выполнении домашних молитв по указанию молитвослова.

[11] «Русский паломник» – российское дореволюционное периодическое иллюстрированное издание, издававшееся в С.-Петербурге. «Русский паломник» был посвящён преимущественно описаниям храмов, церковных древностей, путешествий к Святым местам Палестины и к русским и заграничным святыням, историко-этнографическим очеркам, жизнеописаниям, рассказам религиозно-нравственного содержания и т. п. вещам.

[12] Писемский Алексей Феофилактович (1821-1881) – русский писатель и драматург.

[13] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «А. П. вёл жизнь анахорета, даже в какой-то мере – подвижника. Так, мы иногда наблюдали, что зимой с лопатой в руке он выходил на двор в ту его часть, где между восточным и западным выступами здания скоплялось много снега, сгребал его в высокую гору и строил какие-то не то ниши, не то катакомбы. Когда устраивались семинарские вечера, на которых обычно присутствовали все учителя, А. П. появлялся на них мимолётно во время проведения художественной части, а потом «исчезал», как нам казалось, от «искушения». Так у нас и составилось о нём мнение, как о человеке «не от мира сего» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 18 об.-19.

[14] Персонаж повести Л. Н. Толстого «Отец Сергий».

[15] Персонажи романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

[16] Персонажи библейского Ветхого Завета.

[17] Персонаж романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».

[18] Персонаж оперы итальянского композитора Джузеппе Верди (1813-1901) «Травиата» по мотивам романа французского писателя и драматурга Александра Дюма-сына (1824-1895) «Дама с камелиями».

[19] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор объясняет: «Вопрос был поставлен грубо и дерзко, и А. П. мог бы и имел право отказаться от ответа на него уже в силу того, что он (вопрос) был явно провокационным, но он принял вызов...» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 18 об.-19.

[20] Там же: «Это [ответ А. П. Миролюбова – ред.] было сказано юношам в самый романтический период их жизни, когда им свойственным был идеалистический взгляд на отношения между полами, [его] ответ можно было оправдать только с точки зрения известного закона механики, по которому «действие равно противодействию», т. е. что на грубый вопрос дан был и грубый ответ, но в моральном плане это было непростительной ошибкой А. П. Семнадцатилетние и восемнадцатилетние парни – одни только чисто отвлечённо, так сказать, теоретически, а другие, может быть, конкретно, эмпирически, опытно – поняли смысл..., но у тех и других что-то в отношении к А. П. оборвалось в душе, покачнулось уважение к нему» // Там же. Л. 22 об.-23.

[21] Персонаж романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина».

[22] В начале XX в. окончившим курс семинарии дозволялось поступать только в Томский и Юрьевский университеты. Требование свободного доступа в университеты было общим для всех семинарий. В 1905 г. по стране прошла волна семинарских петиций об открытии доступа во все высшие учебные заведения, на что правительством было дано разрешение 14 декабря 1905 г.

[23] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Событие это произошло следующим образом: во время третьего часа вечерних занятий мы собрались в самой большой классной комнате, в которой проходили занятия четвёртого класса. Комната эта находилась в восточном крыле главного учебного корпуса семинарии. Пригласили А. П. Он не замедлил явиться, очевидно, разгадав повод для этой встречи с ним. Мы стояли плотной стеной, и Витя Коровин приступил к чтению нашей петиции, главным требованием в которой было предоставление права семинаристам для поступления в университеты. А. П. стоял в глубокой задумчивости. Наконец, В. Коровин закончил чтение нашей петиции и объявил о нашей забастовке. А. П., сказавши: «мы не можем вам дать права поступления в университеты, потому что это вне нашей компетенции», повернулся и ушёл в свою комнату» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 25 об.-26.

Текст подчёркнут В. П. Бирюковым и на полях надписано: «Почему только одного А[лександра] Павловича? А почему не был приглашён ректор семинарии и др.?»

В очерке «Александр Ильич Анисимов» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор упоминает, что «это [чтение петиции] было поручено Вите Коровину, потому что Александр Ильич [Анисимов] ещё «не явился народу» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 377. Л. 6.

Вероятно, автор имеет в виду не Витю Коровина, а Митю или Дмитрия Коровина (1887-?), который учился в 5-м классе, и, возможно, из-за забастовки и увольнения, позднее выбыл из семинарии.

[24] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «На другой день было объявлено, чтобы забастовщики явились к семинарскому «скрибе» - Александру Ивановичу и получили деньги на проезд домой. Столовая прекратила свои функции, спальни не стали отоплять. По каким-то причинам небольшая группа семинаристов, в числе которых был и автор сего, задержалась ещё в семинарии. На ночь мы набрасывали на себя гору матрацев для согревания и для поддержания духа распевали любимую тогда песню «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно». В такой именно момент нас и «накрыл» А. П. со словами: «А, вам темно в нашей тюрьме – так немедленно покидайте семинарию». Мы разъехались по домам накануне всеобщей забастовки железнодорожников. От семинарской администрации оказалось скрытым, что на умы семинаристов в направлении их в сторону революции, между прочим, оказывал влияние учитель музыки и руководитель оркестром Г. К. Ширман. Администрация семинарии в этом случае явно «опростоволосилась». Ширман информировал своих подопечных о ходе развития революционных событий, явно подбодряя их на участие в них» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 26 об.-27.

Всеобщая забастовка железнодорожников началась 17 (30 по новому стилю) октября 1905 г., тогда же был обнародован Манифест об усовершенствовании государственного порядка, провозгласивший свободу совести, слова, собраний, союзов и неприкосновенность личности.

В очерке «Александр Ильич Анисимов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Камышловском духовном училище» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор упоминает, что «в печальный момент ликвидации забастовки роль первой скрипки выполнял Вася Шестаков» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 377. Л. 6.

Шестаков Василий (1887-?) – окончил Пермскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1907 г.

[25] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Через полтора-два месяца администрацией семинарии были разосланы семинаристам вызовы на занятия, но далеко не всем. Явно обнаружились уже симптомы спада революционного движения. Перед началом занятий нас построили для встречи с епископом Никанором. Мы стояли в рядах, как на богослужении. Епископ стоял на амвоне и пытливо смотрел на нас. А. П. рапортовал «владыке», что он теперь, после очистки семинарской массы от «плевелов», спокоен. Увы! А. П. ещё поторопился декларировать своё спокойствие» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 27-27 об.

Никанор (Надеждин) (1858-1916) – епископ Пермской и Соликамский в 1905-1908 гг.

[26] Там же: «А. П. чаще стал выходить в город с инспекционными целями, причём он боролся с действительно отрицательной привычкой семинаристов иногда подсаживаться на скамейки у чужих домов и «точить лясы» с проходящими гимназистами» // Там же. Л. 29-29 об.

Там же: «Бывали случаи, что А. П. прибегал и к чисто фискальным приёмам в своей инспекторской работе – «ловил» на месте преступления, «выслеживал» жертв неосмотрительного шага и «накрывал» их. Так, было однажды и с автором сего, когда он вместо направления в церковь на вечернюю молитву проследовал прямо на кровать в числе некоторых других семинаристов. А. П. оставил своё обычное место в церкви, прошёл в спальню и «накрыл» виновных, сказавши автору сего классическое: «И ты, Брут!» Впрочем, в практике А. П. это был исключительный, как говорят на языке раскольников, «смотрительный» случай, причём видно было, что сам А. П. чувствовал себя не совсем ловко при исполнении этой операции» // Там же. Л. 30.

Текст подчёркнут В. П. Бирюковым и на полях надписано: «Это не совсем так».

Там же: «Хотя А. П. Миролюбов заявил епископу Никанору о том, что он с удалением «плевелов» из семинарской массы успокоился, но это было в значительной степени самообманом, или успокоением только на короткое время. Такие события, как взрыв петарды у ректорского кабинета, или обструкция, устроенная ректору при посещении им столовой во время обеда семинаристов, не могли не подсказать ему, что мятежное настроение у семинаристов не прошло, а где-то притаилось внутри. Не мог он также не видеть, что с приходом в преподавательский коллектив молодого поколения монолитность его (коллектива) по взглядам на жизнь, по идеологическим убеждениям была нарушена, и педагогический состав семинарии стал походить на «царство, разделившееся на ся». Достаточно в данном случае указать на то, что кое-кому из молодых учителей было известно, что на указанном выше педагогическом совете в шкафу присутствовало некое посторонее тело. [Об этом эпизоде см. очерк о В. А. Фаминском – ред.]. Вероятно, А. П. было известно и то, что, например, В. Я. Струминский явно шёл не в ногу с принятым тогда направлением на возврат к прошлому. А. П. не мог не понимать, что возврата к прежним патриархальным временам «бытия» семинарии уже не может быть. Было заметно, что в душе А. П. происходит какая-то внутренняя борьба, переоценка его прежних установок» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 30.

[27] В очерке «Николай Иванович Знамировский» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора имеется следующий эпизод: «Известно также, что семинаристы жестоко отомстили А. П. Миролюбову за его попытку ловить их при входе в здание, когда он брал у швейцара ключ от замка входной двери, чтобы встречать «преступников» по сигналу швейцара. Они сделали публикации в одной их пермских газет: «ищу место швейцара», спрашивать там-то. По этой публикации действительно к Миролюбову явились с предложением занять место швейцара, в результате чего администрация семинарии вынуждена была обратиться в редакцию газеты с заявлением о фальшивости публикации» // Там же. Л. 160-160 об.

[28] В очерке «Александр Павлович Миролюбов» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «А. П. не раз рассказывал нам о Рачинском, педагоге-идеалисте, который по окончании высшего уч[ебного] заведения пошёл работать в сельскую школу. В какой-то степени А. П., очевидно, был человеком этого же душевного склада. Как бы ни было, но в нашей памяти А. П. сохранился, как личность незаурядная, выделяющаяся из общей массы наших учителей» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 32 об.

Рачинский Сергей Александрович (1833-1902) – русский учёный, педагог, просветитель. В 1880-х гг., оставив должность профессора Московского университета, стал главным идеологом открытия церковно-приходских школ в сельской местности.

Вернуться назад