ДЕТСКИЕ ГОДЫ ПЕТИ ИКОННИКОВА*

 

В семье сельского дьячка Алексея Иконникова Петя был пятым из семи детей и, таким образом, относился к младшему поколению её. Когда Петя был ещё ребёнком, два старших брата его и старшая сестра учились уже в средних учебных заведениях.

Детские годы П., до десятилетнего возраста, протекали в большом зауральском селе, расположенном на возвышенном берегу речки Течи, от чего и село коротко называли Течей, а в отличие от одноимённого села – Русской Течей. У села были очень красивые окрестности. С северной и южной стороны его вдоль речки расположен был сосновый лес, с восточной стороны – березник с лужайками и болотцами, а на западе, за рекой, вплоть до линии горизонта простиралась равнина с полями и с перелесками («колками»), разбросанными в разных местах её. Особенно красивыми были берега речки и сама речка в южном направлении от села. В различных местах речка в своём течении делала самые причудливые изгибы, петли; русло её иногда раздваивалось и образовывались небольшие острова, покрытые ивами и ольхами. В некоторых местах между руслом реки, и высоким берегом образовались поймы, с лесом дикой черёмухи, смородины, причём стволы черёмухи сплошь обвиты были прутьями хмеля, а внизу высокий густой папоротник затруднял движение по лесу. Такие заросли деревьев называли «наволо́ками». Особенно выделяющиеся чем-либо места по берегу реки имели названия. Так, гористый, с обрывами в различных местах, берег, покрытый соснами, расположенный на расстоянии версты к югу от села имел громкое название «Швейцария»; в двух верстах от «Швейцарии» - расположена «Красная горка», а дальше ещё через версту или полторы – «Поганое место», названное так, потому, что были здесь несчастные случаи на рыбалках, а именно тонули люди, да и место здесь было какое-то глухое: жутко было оставаться на ночь. Вблизи села и дальше на шестой версте расположены были мельницы с небольшими прудами, что оживляло пейзаж и придавало ему поэтический вид. В окрестных лесах было много ягод и грибов, а на реке и особенно на болотах плавали стаи диких уток.

Петя был впечатлительным мальчиком, и в памяти его сохранились такие события его жизни, которые относились ещё к тому времени, когда его носили на руках. Так, он помнил весенний день, когда его, одетого в детскую шубёнку с шалью на голове и в валенках, вынесли на двор и поставили на завалину у дома. В первый раз в жизни пред ним открылась картина весны: солнце слепило глаза, но он всё-таки увидел на дворе ручейки, капли, падающие с крыш, корову, греющуюся в пригоне на солнце, куриц, разгребающих навозные кучи.

Помнил также П., как однажды зимой в комнате было темно, были закрыты ставни, сильный ветер трепал их и они стучали и скрипели; его укутывали в шали, надевши на него новые рубашку, штанишки, потом куда-то уносили. Позднее он узнал, что это в день его именин его носили «к причастию».

Когда П. было уже четыре года, в жизни семьи произошло большое событие. Утром в один из майских дней, только что открыв глаза и приподнявшись с постели, он заметил, что в комнате творится что-то особенное: за ширмой лежит мать, по комнате взад и вперёд – то за ширму, то в кухню – ходит какая-то старушка. Отец в кухне. Вдруг раздаётся не то глубокий вздох, не то приглушенный стон… и детский плач. Это родились младшие брат и сестра – близнецы. Это навсегда врезалось в память П. Помнил он также, как несколько позднее к открытому окну кухни подходили какие-то женщины и всё что-то наговаривали матери. Позднее он узнал, что это были соседки, которые приходили к матери с соболезнованием по поводу рождения ею двойников и советовали ей мальчика как-нибудь «извести» - мальчиков-де у ней много, а девочку оставить, т. к. она была в семье только второй.

Запомнил также П. тот зимний день, когда мать вымыла пол в кухне и как по сырому ещё полу, оторвавшись от скамейки, первый раз, балансируя пошёл с начала брат, а за ним двинулась и сестра.

Позднее П. рассказывали, что в детстве с ним был какой-то припадок и что его положили уже «под иконы», но он неожиданно встал. Что с ним было, так и осталось неизвестным.

Первыми по времени Петиными друзьями, участниками детских игр были мальчик и девочка из соседнего дома – Ваня и Настя. Смежные дворы отделялись друг от друга бревенчатым заплотом вышиной, примерно, в два Петиных роста, но П. теперь уже так наловчился забираться и опускаться по выступам брёвен, что один шаг, и он уже во дворе соседей. Сюда подходили ещё дети из ближайших домов, и начиналась игра в прятки. Не хуже, чем свой двор и расположенные в нём постройки, изучен был соседский двор, пригоны, конюшни, сеновалы и П. моментально ориентировался в них для прятанья. Чаще, однако, игры проходили в садике перед соседским домом. Здесь росли черёмухи и берёзы, а под окнами были пышные мальвы. Под черёмухами, в густой тени их дети строили шалаши со скамейками внутри них и разной домашней утварью на столе. Здесь они «чайпили» и «паужинали», и «ужинали». Когда в комнате, прилегающей к мальвам, не было хозяина её старичка Савелия Фёдоровича, ребята осмеливались проникать внутрь неё, причём Петю больше всего интересовал стоявший у дверей комнаты шкаф с чайной посудой (горка), а в нём сахарница, имеющая форму птички. Для Пети это было первое художественное произведение, которое он видел, почти чудо искусства, и он готов был по долгу любоваться этим «чудом». Зимой игры почти прекращались, т. к. Ваня и Настя из-за отсутствия обуви больше сидели дома. Друзья забирались иногда на печку и полати, здесь «запрягали бабки в дровни», «ездили в лес за дровами или за сеном» и т. п.

Чем больше Петя подрастал, тем шире и шире становился круг его друзей, а игры были разнообразнее и по-своему сложнее. Центр игр был пере[не]сён от соседей на «Горушки», к дому «Рожковых». Центральными фигурами, организаторами игр становятся Санко «Рожков» (это прозвище, а фамилия – Южаков) и Ванька «Еленин» (почему-то звали по имени матери). Место игры – площадка перед домом Южаковых-«Рожковых». Игра шариком – самая любимая.

Организационная часть: избираются «матки», обычно признанные вожаки игры. Их двое. Остальные парами (четыре или пять) расходятся на придумывание «загадки», строго конфиденциально. С «загадкой» являются к маткам, которые по очереди разгадывают загадки. Обычно загадчики стараются преподнести загадку в виде каламбура, например: «матки-б…ки! в ложке утонул или в корчаге заблудился»; или «Коней воровал или замки ломал» и т. д. Таким образом, называя ту или иную часть загадки, матки набирали себе игроков. Дальше решался вопрос о том, кому первому играть и кому «галить». Вопрос решался или тем, что которая либо из маток вытягивала из рук другой одну из зашифрованных палочек, причём короткая обозначала «галить»; или тем, что та и другая матка через голову кидали шаровку, причём брошенная на близкое расстояние шаровка указывала на «галить».

И вот, наконец, организационная часть игры закончена, и одна группа становилась в линию у ямки (лунки) для каждого игрока, а другая уходила на «поле» ловить шарик и бросать его матке – «галить». Матка «галящей» группы по очереди подходила к каждому игроку «играющей» группы, подбрасывала шарик к верху, а очередной «играющий» должен был его ударить, выбрасывая шаровку, которая улетала на поле. В этом ударе, в его ловкости и заключался главный интерес игры. Если шаровка не попадала в шарик, она оставалась на поле, пока кто-либо ловкой рукой не пошлёт шарик на дальнее расстояние, причём пока шарик не попал в руки «галящей» матки, все должны успеть вытащить с поля шаровки, и тогда подача шарика снова продолжалась своим порядком. Но могло быть и так, что кто-либо не успел с шаровкой, схваченной на поле, стать на свою лунку прежде «галящей» матки, а она положила раньше его возвращения шарик в лунку, это обозначало, что его «залакали», т. е. игра проиграна, и группы обменивались местами. Каждая «играющая» группа старалась как можно дольше сохранять свою позицию – «гонять» другую. На этом строился азарт игры. При игре запрещалось ударить шарик, удержав шаровку в руке; это на жаргоне игроков называлось бить «с ручкой». В качестве штрафа за это матка «галящей» группы отнимал у провинившегося шаровку и через свою голову старался как можно дальше её забросить на поле, чтобы труднее было её «выручить». Игра эта имела три разновидности: шарик подавался близко (один вариант), шарик подавался в отдалении (второй вариант), шарик прокатывался по земле (третий вариант). Среди игроков были такие мастера, которые наверняка засылали шарик далеко. Таких «матки» обычно, прибегая к разным хитростям, старались заманить в свою группу. В этой игре участвовали только мальчики.

«Кандалы». Откуда появилась и где зародилась эта игра, никто не знал, а Петя думал, что её придумал Санко и что только в кругу его друзей и была эта игра. Игра построена по форме диалога: ведущий спрашивал, а прочие по очереди отвечали. Ведущий говорил: «Кандалы», ответ: «закованы». Ведущий: «роскуйте», ответ: «коева?» Ведущий: «зажимайте кулаки!» ответ: «на чьи бока?». Ведущий: «на (имярек)». Все кидались на того, чьё имя было названо и совершали бокс. Задача в игре заключалась в том, чтобы не растеряться и убежать от кулаков, т. е. избежать бокса. В этом отношении она была разновидностью игры «царём» с тем различием, что последняя игра ещё сопровождалась посвящением в цари.

[«Цари».] Игра организовывалась следующим образом: царь (первоначально выбранный) назначал своим подчинённым (игрокам) условные слова-прозвища, например: сапог, гусь и т. д. Когда он называл чьё-либо слово, владелец его должен моментально схватить лежащий у ног царя мяч и кинуть его в кого-либо. Если мяч ни в кого не попадал, игра продолжалась при прежнем царе, если же мяч в кого-либо попадал, то этот игрок избирался в цари, его садили на место царя и с формулой: «Как старый царь служил, так и ты служи» трижды ударяли мячом по голове.

Сезонной весенней игрой была игра в бабки – коном. Играми для «благородных» считались: игра в городки (sic!), мячом лаптой, пускать змея. Традиционной игрой из поколения в поколение переходила игра в ко́ньки. Она имела две разновидности: «тройки» и «на палочке». Всем известна картина художника Перова[1]: «Тройка».

Вот такой вид имели «тройки» и в Петиных играх, только они были без тележки. Для игры мобилизовалось всё, что у кого-либо имелось из звонков, ширкунцов, ботал. Всё это навешивалось на грудь и шеи «русаков», а дуга с колокольцами была в руках и «коренника». Боковые должны обязательно «гоглиться», т. е. согнуть голову при беге на бок. И вот по селу мчатся тройки с «губернатором» или свадьбы «с гиканьем и свистом». Патриархальные времена! Посмотрит на эту картину какая-нибудь старушка и злобно пробурчит: «будь они прокляты окаянные, а я думала, что кто путный едет».

«На палочке» - это чаще индивидуальная игра. Петя помнил, как «гонял» «на палочках» от одного сарая к другому, ездил «за дровами», «на тройке возил земского», «водил лошадей на водопой» и даже водил «купать». Как сильна была всё-таки детская фантазия!

Ничто так ярко не сохранилось в памяти Пети, как купание в «священных» (так это ему сейчас кажется) водах Течи. И одеяние П. так соответствовало купанию, поясок, связанный Варварой Ивановной, картуз… не обязательно, босые ноги… обязательно. И вот команда: «Купаться на своём берегу!» И ватага мальчишек стремительно летит к спуску с горы. До реки ещё остается спуститься с горы, пройти между огородами, сажен 50-60, спуститься со второй горки, пройти мимо лужи, где блаженствуют свиньи… но ждать долго, а жар томит. На горе уже рубахи и штаны под мышку… и только ветер в ушах! Мимо лужи осторожно: здесь ползает живой свиной волос, он может забраться в человека и ходить по всему телу. Так исстари передаётся, а это свинкам и на руку: никто здесь не нарушает их покоя. Где ты, Тарас Скотинин?[2] Вот бы где тебе любоваться ими! Но вот река, брошены рубахи и штаны. «Чур не мне воду греть!» Традиция – ничего не поделаешь! Что может быть лучше теченской воды в жаркий день! Нет, лучше этого блаженства ничего не может быть! Давайте брызгаться! И пошла толчея. Надо обследовать дно – давайте бродить. У берега сгрудились пескари… и в миг одни штаны превращены в невод. Надо поплавать… взмах этих же штанов через голову… Пожалуйста, вот пузыри для плавания – теперь можно перебраться и на тот берег. Замёрзли – надо погреться… и вот вывалялись в песке, и вереницей «черти» побежали по берегу реки. Набежали на место, где полощут бельё… «Убирайтесь отсюда, окаянные!» А «окаянные» всё бегут и бегут вперед. И так целый день! Каждый день! С носу до двух раз за лето сходит кожа, волосы выцветают, на ногах «цыпки», кожа трескается. Лечение – мазать сметаной. Но вот подросли, и «свой» берег уже не удовлетворяет: нужно место поглубже. Команда: «айда, ребята, к мосту!» И ватага с гиканьем, вперегонку несётся к мосту: там есть глубокая яма – можно поплавать, понырять. Вот и то, что называлось мостом. Гоголь, бессмертный Гоголь! Только он смог бы описать этот мост. На четырёх-пяти сваях, едва скреплённых косыми перекладинами, лежали жерди, а на них толстый слой навоза. Сверху из жердей же сделаны перила, неустойчиво прикрепленные к сваям. И вот по мосту проезжает воз с сеном: жерди скрипят и гнутся, перила ходят ходуном, воз качается, как пьяный, навоз опадает на воду. Но для Пети и его друзей мост был предметом, доставлявшим высшее наслаждение: с него можно было прыгать в воду. Ве́рхом геройства считалось прыгать с перил моста вниз головой – и Петя постиг это искусство. Вереницей друзья Пети и он вылезали из воды, забирались на перила и кидались в воду вниз головой, пока тело не покрывалось гусиной кожей, а губы не становились синими и дрожь проходила по всему телу. Между тем их поджидали ещё хулиганские выходки некоторых завсегдатаев купанья у моста: они «солили» замёрзших. Это значило, что когда такой надевал или штаны или рубаху, его обсыпали песком, бедняга лез в воду обмыться, а с ним снова проделывали то же, пока он не начинал плакать. Были ещё мастера путать бельё, главным образом – штаны. Пользуясь пояском (гасником), этот мастер так запутывал штаны, что замёрзший никак не мог их распутать.

В праздничные дни мост становился центром развлечений молодёжи. Сюда приходили покупаться и поплавать и девицы, из тех, которые побойчее, и на перекладинах свай под мостом иногда виднелись сидящие на них русалки, кимеры и сильфиды с распущенными волосами и чуть-чуть погружённым в воду торсом.

К мосту приводили купать лошадей, и это было для Пети [и] его друзей великим удовольствием. Часто приводили лошадей, забитых пахотой, грязных, с шишками от укусов шершней и вот, погружались в воду, они кряхтели от удовольствия, мальчишкам же нравилось держаться за хвосты плавающих лошадей, нырять под них. Иногда приводили выездных лошадей, резвых, горячих. Особенно славился Пеганко земских ямщиков Кокшаровых. О нём складывались даже легенды. Так, рассказывали, что он однажды сбросил с себя земского начальника Габриельса. Пете особенно нравилось, как после купанья иногда кто-нибудь стремительно мчался на этом Пеганке в гору. Стремительность его, действительно, была изумительной. С купанием у моста у П. связаны воспоминания о соревнованиях в продолжительности быть под водой, в дальности при нырянии, в искусстве измерять глубину. Хорошо П. запомнил также такой случай. У моста в одном году построена была купальня приставом Селивестровым. Дочь его, Маша, купаясь потеряла кольцо, и ватаге друзей было предложено найти его, обещана при этом награда конфетами. И вот бригада под командой Санка «Рожкова» взялась за это дело: ныряли с открытыми глазами до того, что они налились кровью, но увы! успеха не имели.

С летней порой у П. было связано много воспоминаний о полях, покосах и работами на них. Смутно П. помнил о том, когда отец вёл развёрнутое хозяйство. В его памяти сохранилась картина двора, заполненного телегами, а зимой – санями. Запомнилось, как они с братом купали лошадей. Запомнилось ему, как он с отцом ездил в поле с продуктами для питания, как отвозились и привозились подёнщики, как при возвращении они пели песни.

А сколько было удовольствия бегать по лугам, собирать ягоды, рвать пучки, цветы, или сидеть у костра в балагане. Весёлая пора сенокошения! Помнил П. как возили копны, складывали сено в стога. Помнил, как ловили на покосе журавлят. Вместе с этим П. видел, как тяжело было в это время матери. Ежедневно она выпекала мешки калачей, которые отправлялись в поле, а с ними громадные жбаны с квасом. Но больше всего в памяти П. сохранились дни, когда перевозились с поля снопы на гумно. Осень, но дни ясные и солнце ещё пригревает. Четыре телеги со снопами медленно движутся на гумно. Дорога укатана до лоска. По обочинам и на дороге солома. У каждого воза сзади полог, а по средине воз затянут под бастриг[3]. П. растянулся на одном из возов и созерцает увядающую природу: «в багрец и золото одетые леса», опустевшие нивы и пр. Все эти картины будут воспроизводиться, когда в стихах П. будет заучивать картины осени.

«Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора.

Весь день стоит как-бы хрустальный.

И лучезарны облака»[4]

- это Т[ютчев] описал ту картину осени, которую П. наблюдал, лёжа на возу со снопами.

«Осень. Поля опустели… Лес обнажился.

Только не сжата полоска одна»[5]

- это поэт опять написал о том, что П. наблюдал в это время.

Наступила зима. Новые яркие картины возникают в памяти Пети. Вот сквозь сон он слышит, что кто-то постучал в окошко. Да это Матвеич направляется на гумно топить овин. «Папа, можно мне пойти с Матвеичем; вчера он обещал меня взять с собой» - «Иди!». Быстро собрался, в карманы наложил картошек – так советовал Матвеич. И вот П. с Матвеичем сидят в «лозее». Матвеич подбрасывает в огонь хворостинки, а П. зарыл картошки в золу и ждёт, когда они испекутся. Но вот и картошки готовы. Как они ароматны!.. Клонит ко сну, и голова П. падает на колени Матвеича. Тепло: сомлел! С рассветом явились мужики и бабы с цепями. Снопы овальным кругом разложены по току. Брат Ваня, постарше П., сидя верхом на средней из тройки лошадей ездит кругом по снопам, а мужики с бабами бьют по снопам цепями. Если ещё очень рано, костёр зажжённой соломы ярко освещает ток и работающих. Петя заглядывает в овин. Пусто, пахнет дымком и сухим зерном. После обеда солому снимают с тока, зерно провевают на ветерке. П. кувыркается в свежей соломе.

Зима медленно шагает вперед. Пришли святки! Команда: «пошли славить!» и П. опять в кругу своих друзей. «Рождество Твое, Христе Боже наш». На собранные копейки у Новикова покупаются орехи, пряники, конфеты. Дома готовятся «сырчики». Команда: «пошли колядовать». И вот П. опять в кругу друзей. «Ходим мы ребята колядовщики!» Дают сырчики. «Узнайте, разгадайте!»

Масленица. С горы катаются все: бородатые и безбородые, мужчины и женщины, мальчишки, девчонки. Катаются хорошо одетые и оборванные. С пятницы по главной дороге движется бесконечный обоз саней, коробов, в них сидят люди, в натуральном виде и в масках. Ребята лет 17-ти-18-ти верхом на лошадях гарцуют среди подвод. В грибах у лошадей ленты. В воскресенье под вечер звон колокола… и село погружается в тишину.

Великий пост. Унылый звон. Иногда по селу идут бесконечные обозы. П. стоит у дороги и наблюдает. Если кто-либо подвернётся из друзей, загадывают, кому какая выпадет лошадь, если считать по шести, десяти или как-нибудь иначе…

Пасха! Качели, хождение на колокольню. Звон. Катание яиц. Ручейки, а позднее за берёзовкой! Это уже дело Санка «Рожкова». И опять вся ватага друзей вместе. Все эти картины стоят перед глазами Пети.

Но в памяти П. сохранились ещё и особые картины. Вот он сидит на телеге, а отец медленно переходит от дома к дому, стучит и говорит: «Поделитесь!» И вот несут сметану, яйца, шерсть, свёртки льна и кудели. Осенью П. ездил с отцом, и они привозили куриц, уток, морковь, репу и т. д. Только много позднее П. понял всю унизительность этих поездок.

Пете было четыре или пять лет, когда был голод. Он хорошо запомнил, как замерзали с голоду коровы и лошади. Помнит, как он приходил в Санку, а он и его брат Егорка сочали кусочки глины. Помнил хлеб из лебеды. Помнил, как потом давали населению обеды. Особенно П. запомнил, как летом боролись с саранчой, которая всё поедала. Школьники во главе с учительницей были организованы в бригаду по борьбе с саранчой. Была для этого устроена такая машина: в ось, вставленную в колёса, вделывались дощатые лопасти, а сзади подвешивался полог в виде мешка. Когда это сооружение передвигали при помощи оглобель, то лопасти били по траве и забрасывали саранчу в полог, а оттуда её выбрасывали в костёр. Полог быстро наполнялся… Но эта борьбе была бессильна против тучи наседающей саранчи. Для школьников эта борьба имела то значение, что их кормили. И вот перед глазами П. стоит такая картина: он с работником повёз корчагу просяной каши в поле школьникам. Корчага стояла на только-что просмолённой телеге. При спуске с горы лошадь сделала неправильное движение по откосу, и каша немного вылилась на телегу. Языки П. и работника немедленно очистили телегу от каши, прихватив немного и смолы. Еще сейчас в ушах П. звучит детское «Отче наш», когда они подъезжали к школьникам. Молитва была подготовкой к обеду.

Помнит П. и о семейной беде, когда сворованы были кони. Рассказывали, что кони были выведены через огород. Не могли вывести только сивого мерина «Никитича», потому что он никогда не давался в чужие руки. Позднее высказывали предположение, что воровство это было дело рук Аркашки Бирюкова. Странная судьба была у этого вора. Был он из духовного сословия. Был у него родной брат – диакон – и несколько человек племянников. Время от времени навещал он эту семью. Племянники уговаривали его: «Дядя, брось воровство, живи у нас, мы будем тебя кормить, поить» - «Нет» - был его ответ: «тайга манит». И наступал момент, когда они просыпались, а у дяди и след простыл. Петя помнил еще одну историю с вором – самосуд. Был в селе знаменитый конский вор – Ермошка. Зимой, около Крещенья его почему-то выпустили из тюрьмы, и он появился в селе. Узнали, что он пришёл в гости в один дом. И вот озлобленная толпа людей, которых как в деревне выражались, «он пустил по миру», пришла к избе, где он был в гостях. Ермошка, увидевши толпу людей, скрылся на сеновале, зарывшись в сено. Его, наконец, прищипали вилами в сене, сбросили с сеновала, переломали ему руки и ноги (через колено), принесли к «каталажке» и бросили у дверей. К умирающему Е. подошла одна старушка и ударила кирпичом по голове. В истории воровства лошадей у отца П. был свидетелем последствий его. Под вечер крещенского сочельника, когда родители пили чай, вдруг галопом верхом на лошади к воротам подъехал человек в тулупе с закутанной шарфом головой. Он быстро соскочил с лошади, вошёл в кухню, порылся за пазухой, достал какие-то листочки, бросил их на пол, повернулся, выскочил из дома, прыгнул на лошадь и ускакал. По листочкам прочитали: «Твои кони у нас, приезжай туда-то, вези четверть вина, двадцать пять рублей и получай лошадей». Таковы были воровские нравы. Отец П. не поехал.

В памяти П. сохранился день, когда он сломал руку. Был жаркий солнечный день. Компания друзей играла в прятки. У завозни был приделан несложный аппарат для «спуска» верёвок: доска с отверстиями для накручивания шпагата, прикреплённая одним концом к стенке завозни, а другим к столбику: у двери завозни стояла железная лопатка. На доске с отверстиями лежало седло для верховой езды. П. в это время как раз обучался верховой езде и решил показать свою ловкость при посадке в седло: разбежался, прыгнул на седло, но не сохранил равновесия, с размаху ударил левой рукой об угол железной лопатки и… Сначала он не почувствовал боли, и не он первым даже заметил, что рука сломана. Первым заметил это брат П. и спросил у него: «Что у тебя с рукой?» Тут только П. увидел, что рука согнута, и кости выступили наружу. Начался переполох, П. повезли в больницу, и П. думал, что ему отрежут руку. Петя ещё помнил, как его в больнице внесли в просторную пустую комнату на втором этаже, как промывали ранку и немного щекотало, как присыпали ранку чем-то жёлтым, наложили на руку какие-то пластинки, забинтовали и подвесили руку бинтом, перекинутым через шею. Шесть недель Петю возили на перевязку. Купаться было нельзя, и лето было испорчено.

Пришла пора П. учиться. И вот отец повёл его в школу. Было даже как-то торжественно: вроде как бы передача П. учительнице. Школа тогда помещалась в частном доме у Павла Андреевича Кожевникова, в стороне от главной улицы. Дом был двухэтажный: верх деревянный, а низ каменный. Наверху и помещалась школа. Была собственно одна комната с небольшой перегородкой. Первое, что привлекло внимание П. – это были картины с изображением людей разных рас, стоячие счёты, какая-то карта и шкаф с какими-то учебными пособиями. Посадили П. на первую парту у самой доски. В комнате было тесно. Верх от низа отделялся только настилом досок, образующих пол и, поэтому, внизу было всё слышно, что говорилось и делалось вверху. Можно себе представить, каково было жить хозяевам внизу. Бывали случаи, когда внизу, очевидно, было не выносимо (это бывало между сменами: утренней и вечерней) от шума и возни, и П. А. поднимался вверх с плёткой наводить порядок в отсутствие учительницы. Виновники шума мгновенно прятались под парты.

Первым учителем П. был только что вернувшийся с военной службы Григорий Семёнович Макаров. В детстве он тоже учился у нашей учительницы Елизаветы Григорьевны Тюшняковой, и вот сейчас помогал ей, т. к. с тремя классами ей было трудно справляться. Можно себе представить, что это был за учитель, но он, как видно, крепко верил в свой педагогический талант и держался с достоинством.

П. теперь уже не помнит отчётливо, как совершалось «таинство» обучения, но крепко у него в памяти сохранилась его школьная «амуниция»: коричневая сумка, которую он надевал с боку при помощи верёвочки, аспидная доска, грифель, позднее: тетради, карандаши, ручка, чернильница, книга «Наше родное»[6] и др. Сюда же мать подкладывала иногда шаньгу или лепёшку. Со временем сумка, спутница Петиной школьной учёбы, покрывалась чернильными пятнами, мелом, пылью, стиралась и опять принимала более или менее приличный вид. Когда П. возвращался из школы, мальчишки одного дома, стоя на сеновале, пели ему:

«Школьники, разбойники школу подломили,

Учительницу избили».

Позднее Петя много думал над тем, почему людям нравится выражаться рифмованной речью; даже мальчишки любили рифмованную речь. Так, ему запомнилось, как Ванька «Еленин» дома всё напевал:

«Тятя, мама ись хочу,

На палати заскочу».

Дети играли иногда и пели:

«Дождик, дождик перестань,

Мы поедем на ристань,

Богу молиться,

Царю поклониться.

Царь-сирота

Отворяй ворота

Крючком, замочком,

Шолковым платочком, подшалочком»

На втором году обучения школу перевели в новое здание, более приспособленное для этой цели: оно имело кухню, которая служила раздевалкой, одну большую комнату, в которой размещались два класса и одну комнату поменьше, в которой был посажен третий класс. Одновременно эта комната была чем-то вроде учительской и канцелярии. Переход в другое здание напоминал П. переселение народов и наоборот: весь инвентарь – парты, столы, шкаф школьники переносили на руках. В новом здании у Елизаветы Григорьевны были уже помощницы. Они очень часто менялись. П. часто вспоминал потом своих школьных товарищей. В группе было мальчиков человек десять-двенадцать и девочек человек пять. Кроме сельских детей в школе учились дети из окрестных деревень: Черепановой, которая находилась в версте от села, за рекой, и Баклановой – в двух верстах. Зимой дети в Черепанову ходили по льду, а в Бакланову через бор и реку.

Больше всех П. дружил с мальчиком из Баклановой – Васей Бобыкиным, с которым они сидели рядом. Он был мальчик тихий и наука ему давалась как-то туго. Наиболее подвижный темперамент, если не сказать чересчур подвижный был у Феди Кунгурцева. Он сидел близко к двери, которая вела из большой комнаты в малую, и после звонка не раз проделывал такую «шутку»: подскакивал к двери и делал упор плечом, а когда помощница учительницы старалась открыть дверь при входе в малую комнату, он отскакивал от двери под парту, и она «влетала» в комнату. Такого рода проступки в школе строго карались: виновный задерживался в школе на вечер, а родителям направлялась жалоба. Шалости школьников чаще всего заключались в устройстве «куча мала». Шалости на уроках чаще всего карались постановкой в угол или к стенке, что приходилось исключительно применять по отношению к мальчикам, и что девочек было мало, и они сторонились от участия в каких-либо мальчишеских «мероприятиях». К мальчикам применялась ещё на уроках такая мера: их пересаживали рядом с девочками, что для мальчиков считалось позором. Если это случалось, то штрафуемый так всячески сопротивлялся, отбрыкивался, а если всё-таки удавалось посадить его рядом с девочкой, то на перемене он постарается за это отплатить этой девочке. Больше всего ребята боялись законоучителя и достаточно было сказать: «Идёт о[тец] Владимир»[7], как наступала мёртвая тишина. К этой мере борьбы с шалостями прибегали и сами учительницы в том случае, когда бессильны были успокоить разбушевавшуюся «стихию».

Среди своих товарищей П. не выделялся успехами в учении. Так, когда давали решать какую-либо задачу, то первым всегда был Ваня Кротов; тропари законоучителю лучше всех всегда отвечал Гриша Гурлев. Мальчик Ваня Ширяев выделялся тем, что хорошо писал, но вдруг Елизавета Григорьевна у него заметила, что он заглавные буквы стал писать с какими-то завитками и когда она спросила, откуда он научился этому, то он сказал, что это научил его так писать его отец. Отец же у него был портной и был агентом кампании Зингер по продаже швейных машин.

Занятия в школе начинались молитвой: «Преблагий Господи, ниспосли нам благодать Духа Твоего Святаго, дарствующего и укрепляющего душевные наши силы, дабы внимая Твоему учению, возросли мы Тебе нашему Создателю во славу, родителям же нашим на утешение, Церкви и Отечеству на пользу». Пели также «Царю Небесный», перед обедом «Отче наш» и в конце занятий «Достойно есть». Запевалом была Пашка Комелькова, у которой был сильный контральто.

Занятия разделялись на две смены с перерывом на обед и производились только при дневном освещении. Любимым занятием во вторую смену было учение считать на счетах: Елизавета Григорьевна диктовала задачи – прибавить, убавить, а потом проверяли результат. Шумной толпой расходились по домам. Петя помнит такой случай: шли домой и пинали замёрзшие конские отбросы. Вдруг раздался истошный крик, все оглянулись и оказалось, что нет Алёши Комелькова. Потом увидели, как из-под саней он вылез, потряхивая головой. Оказалось: ехали две баклановские женщины, и Алексей попал под сани и как-то счастливо: все отделались только испугом. Весной при возвращении любили подходить к реке – смотреть на ледоход.

Вспоминал П. и науки, которым его обучали в школе. Книгой для чтения была «Наше родное» Баранова. Крепко запомнилась П. первая статья для чтения: «Два плуга». Лежали два плуга: один в ржавчине, а другой весь блестел. Первый спросил у второго: «почему я покрыт ржавчиной, а ты блестишь?» И тот ответил: «От того, что я работал, а ты лежал без работы». Только много позднее П. понял глубокий смысл этой статьи. Запомнил ещё Петя, что в книге читали о докторе Гаазе.[8] П. вспоминал об этой статье, когда много позднее читал очерк Кони: «Доктор Гааз».[9] Читали статьи о Суворове, о Кутузове. Много заучивали стихотворений и басен.

По арифметике упражнялись в решении задач на все четыре действия с простыми и именованными числами.

По Закону Божию учили молитвы, заповеди, Символ веры, тропари двунадесятых праздников и рассказы из евангельской истории. Заставляли школьников за обедней читать «Благословлю Господа», причём учительницам стоило многих трудов подготовить к этому школьников. На первой неделе поста школьники «говели», а по воскресеньям их водили в церковь.

Вспоминал П. о первой ёлке в школе, об экскурсиях весной в лес, причём школьники набирали себе в карманы сосновые крупянки и пестрики, а потом это всё поедалось. Собирали также цветы «медунки», которые тоже поедались.

Вспоминал П. об экзаменах – страшном времени для учительниц, школьники же мало волновались, хотя обстановка на экзаменах была сугубо официальной: за экзаменационным столом сидели инспектор, законоучитель и учитель.

Некоторые школьники из-за полевых работ не являлись на экзамены, и учителям приходилось с трудом уговаривать родителей, чтобы они отпустили детей на экзамен.

Сохранились в памяти П. некоторые эпизоды из школьной жизни. Так, одно время помогала Елизавете Григорьевне Лиза Мизгирёва. Она за два года до этого кончила школу и отличилась на экзамене. Она была дочь черепановского мельника. Семья их была старообрядческая; их в простонародье называли двоеданами. Все знали об этом, и Лиза среди школьников чувствовала себя как-то связанно. Она старалась как-то вроде как задобрить школьников: то в руку кому-либо сунет пряник или конфетку, то предупредительно даст книжку или бумагу. Может быть, это было оттого, что вынужденная сторониться других по обычаям старообрядцев, она старалась сгладить впечатление замкнутости этим своим обращением с ними. Школьники относились к ней хорошо. Каково же было удивление всех, а особенно Пети, когда они через три года узнали, что Лиза умерла.

Когда учились во втором классе, в него влилась новая школьница Мурзина, дочь писаря при земском начальнике. Она привлекла внимание школьников тем, что у ней тетради были в цветных обложках, а в них были картинки-перепечатки. Мелочь, а она вносила что-то новое в школьную жизнь.

Петя свято хранил и хранит память о своей учительнице – Елизавете Григорьевне Тюшняковой. Она была родом из села Ольховского. Кто были её родители, Петя не знал, но знал, что у неё был брат, который учился в гимназии на её средства. Е. Г. учила двух братьев старше меня. Всем жителям Течи было известно, сколько труда положила Е. Г. на школу. Как часто приходилось Пете и другим школьникам видеть Е. Г. за линованием тетрадей в кривую клетку после занятий при лампе. Из года в год школьники и их родители привыкли осенью встречать Е. Г., а весной, после экзаменов, провожать на каникулы в Ольховку. Не каждый год, а несколько раз за свою работу в Тече Е. Г. уезжала и на зимние каникулы, а после Крещенья возвращалась в школу. Но однажды она уехала и не возвратилась.

Петя кончил сельскую школу и в августе 1898 г. брат Алексей свёз его в Камышловское духовное училище. Кончилось ранее детство Пети Иконникова.

Месяц тому назад Петя навестил Течу. Из друзей его детства остался в живых только Костя Пименов – Константин Пименович Клюхин. Старые друзья вспоминали своё раннее детство, сходили на то место, где раньше были гумна их родителей. Константин Пименович показал Пете на яму на пригорке в одном лесе и сказал: «Вот здесь был овин и ход в «лазею», а берёзы (он указал на берёзку) не было. Всё в селе изменилось. Вспомнили Санка «Рожкова». Уже лет десять тому назад он погиб на конях у Челябинска: приехал повидаться с сыном и попал под поезд. Река Теча оказалась отгороженной от села колючей проволкой вследствие заражения продуктами радиации. Петя издали посмотрел на те места, где раньше купались. Вспомнил о детских проказах. Вот сюда Санко водил его «бызовать» в Петровки. Когда в тени у строений собирались коровы, спасаясь от жара и слепней, друзья подходили к ним со звуком «бз», коровы закручивали хвосты и стремительно перебегали на другое место. А вот здесь, на небольшом пригорке, всякий раз, как соседка Анна Петровна появлялась с вёдрами на коромысле и направлялась к реке, друзья пели:

«Анна Петровна

Поехала по брёвна,

Села на пенёк,

Просидела весь денек».

Теперь стыдно об этом вспоминать, но из песни, как говорится, слова не выкинешь. Что было, то было!

Нет уже дома, где П. начинал учиться. Каменное здание, где он заканчивал сельскую школу, превращено в «молокачку» - молочный завод. Нет уже прежних «Горушек». Нет Еремеевской мельницы, но лес ещё больше разросся: стал выше и пышнее. Вспомнил Петя своё детство… и вот появились на свет его мемуары. Счастливое детство! Оно не было богатым материально, но оно было так богато разнообразными впечатлениями. Нет, Петя не хотел бы другого детства!

1.IX.[19]60

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 1-23 об.

*В составе автобиографических очерков «Петя Иконников» в «пермской коллекции» воспоминаний автора; в «свердловской коллекции» отсутствует.

 

 

Далее: Из записной книжки П. А. Иконникова. 164

 


[1] Перов Василий Григорьевич (1834-1882) – русский живописец.

[2] Тарас Скотинин – персонаж комедии русского литератора Дениса Ивановича Фонвизина (1745-1792) «Недоросль».

[3] Так в тексте, правильно – бастрик, в Зауралье говорили «бастры́к».

[4] В оригинале стихотворения Ф. И. Тютчева (1803-1873):

«Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора —

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера...»

[5] Из стихотворения Н. А. Некрасова «Несжатая полоса».

[6] Книга для классного и домашнего чтения в сельских народных школах русского педагога Алексея Григорьевича Баранова (1844-1911) «Наше родное» (1888).

[7] Протоиерей Спасской церкви села Русская Теча Владимир Александрович Бирюков.

[8] Гааз Фридрих-Иосиф (Фёдор Петрович) (1780-1853) – московский врач немецкого происхождения, филантроп, известный под именем «святой доктор».

[9] Кони Анатолий Фёдорович (1844-1927) – российский юрист, судья, государственный и общественный деятель, литератор, судебный оратор. Автор биографического очерка «Фёдор Петрович Гааз».

 


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика