Фазыл, Ухват Карымович и их присные

[1961 г.]

Не известно, с какого времени и по каким побуждениям в нашей семье вошло в обычай летом пить кумыс не по назначению врача, а так – для удовольствия. Год за годом так пристрастились, что потом без кумыса казалось, что чего-то ровно и не хватает. Первым поставщиком для нас кумыса был Фазыл. Говорили, что он при мечети был кем-то вроде нашего псаломщика. Он привозил к нам раза два в неделю по две четверти молока и бутылку молока (штоф). Молоко привозилось на такой случай, что кумыс сильно скисал, и его нужно было разводить молоком. Иногда он привозил кумыс в четвертях, а иногда, в жаркие дни, в бурдюке. Фазыл был очень степенный татарин. Приезжал он иногда в гости с апайкой. Апайка в этом случае была одета во всё лучшее, и обязательно на груди у ней было монисто. Лицо она держала открытым.

После Фазыла кумыс привозил Ухват Карымович. В отличие от Фазыла он был назойливым и беззастенчивым: он прямо требовал, чтобы ему давали то то́, то другое. Приезжал тоже в гости с апайкой. Татары – страстные любители чая и чай любят с густым настоем. Доберётся татарин до такого чая, то только и твердит: ерар, ерар!!!

В Тече одним летом жили татарин-нищий и девочка-татарочка. Татарин ходил и просил милостыню. Молился по-своему. Татарочка тоже была нищая. Над ней иногда шутили: говорили, что нужно её крестить, а она убегала и пряталась. Много татар приезжало в Течу, когда наступала пора жатья. Приезжали они целыми семьями: целый воз детей, а жали двое. С татарами нам приходилось иметь дело, когда мы проезжали по их деревням и иногда останавливались у них пить чай. Хозяева они были плохие. Летом, когда мы возвращались в августе на учение, обычно видели, что около каждого дома у них было много плетней, служебных помещений чуть ли не для каждой животины отдельно, а весной – стоит только одна изба. Значит, за зиму всё ушло в печку. Были они не чистоплотные: когда ели махан, то глава семьи прямо рукой доставил мясо и по кускам раздавал своим семейным. Также пришлось однажды наблюдать, как татарка стряпала сальму, махан с мучными колобками. Делала она это так: брала на ладонь щепотку муки, плевела, закатывала катыш и бросала в горшок или котелок. В деревнях у них было грязно. Дома были расположены близко друг к другу и не всегда по прямой линии. Мало чем лучше стало у них в деревнях и в настоящее время. Но что бросается в глаза при проезде в настоящее время по татарским деревням так это то, что молодёжь татарская побросала прежние одеяния и одевается по общегражданскому образцу. В прежнее время у татар была особая обувь, и летняя, и зимняя, одинаковая для мужчин и для женщин: кожаные обутки, без каблуков и подошвы и голенища из сукна собственной выделки, белые, из козьей шерсти. Внизу они имели красивую вышивку из красной шерсти. Эта вышивка, очевидно, была пределом красоты в понимании её создателей. Мужчины носили безрукавые кафтаны с открытым воротом и круглыми красными под янтарь пуговицами. Шаровары мужчины носили широкие – летом из пёстрого ситца, зимой из какого-либо корта. Рубахи у них были с закрытым воротом. Зимой мужчины носили тулупы без воротников из козьих шкур, не дублёные, белые. На ноги навёртывали шерстяные онучи, так как сверху надевали летние обутки. Женщины тоже сверху надевали безрукавые кафтаны яркой окраски из шёлка, сюры с меховой оторочкой. На голову надевали нечто вроде шапки. Он русских женщин они отличались главным образом тем, что носили широкие шаровары и ситца с яркой расцветкой – цветами. Проезжая через деревню Муслюмову, мы в одной семье встретили русскую женщину, которая вышла замуж за татарина, когда он был в солдатах. Это было в 1908 г. Из разговоров с ней мы вынесли такое впечатление, что её больше всего угнетал татарский закон, разрешающий многоженство, но она утешала, точнее сказать успокаивала себя тем, что, дескать, русские тоже позволяют себе адюльтер. Через 9 лет положение так изменилось, что, как говорили, верх-теченские монашки, конечно, из молодых, «ничто же сумняся», разошлись по окрестным татарским деревням.

В одной татарской деревне мы заметили, что девушка закрывала лицо платком, но только в том случае, когда в избе был отец или брат, но сейчас же его открывала, приятно улыбаясь, когда никого из татар не было. Очевидно, строгости уже не было. Однако нам было известно, что татары жестоко расправлялись с отступающими от их законов. Однажды, при проезде мимо одной татарской деревни, мы были свидетелями такой картины: лошадь, запряжённая в телегу, медленно двигалась по дороге, телега была пустая, а в упряжи лошади у хомута привязана была какая-то женская фигура, закрытая с головы. За телегой шла толпа мужчин и женщин. По всему было видно, что творилось что-то неладное. Позднее мы узнали, что одна девушка отказалась пойти в третьи жёны муллы, и её наказывали.

В праздник «Уразы» был обычая женской борьбы. Нам не пришлось видеть самую борьбу, но мы видели как татары, разодетые во всё своё лучшее – старые и молодые шествовали гурьбой на лужок за деревней на борьбу.

Во многих деревнях у татар были мечети, а в Муслюмовой, большой деревне, их были четыре, из которых одна была построена из кирпича, и ей придавалось значение, равнозначное с нашей соборной церковью.

Отношения между русскими и татарами были не дружными: русские арендовали у них пашни, луга, но татары поступали иногда не честно – одну и ту же землю передавали разным лицам. А если кто из них отдаёт землю в аренду, то надоедали разным клянчаньем, часто ездили в гости с разными претензиями.

В 1908 г., когда я был на лечении кумысом в русской деревне Карпиной, татары по ночам делали настоящие набеги на окраины этой деревни верхом на лошадях: воровали куриц. По части воровства лошадей они были на славе и были ловкими. Так, очевидно у катайского земского ямщика Петра Павловича Золотухина они однажды под Крещенье украли семь лошадей и были пойманы около Течи в 80 верстах от Катайска.

В наших краях были, так называемые, скрябинские земли. Они были взяты у татар, как бросовые, и отданы в аренду купцу или помещику Скрябину. Из-за этих земель происходили настоящие войны.

Любопытно, что в Шадринске одно очень важное по должности место, кажется, воинского начальника занимал татарин Султанов, который в дни призывов бывал в Тече, а в царские дни, например, 6-го декабря присутствовал в церкви на молебне, снявши свою аракчинку. Летом его семья – жена и три дочери-татарочки гостили у Стефановских.

Почему-то было принято, чтобы в пересыльной камере и у приставов на услужении были татары: это было их повинностью. На этой почве у пристава Атманского произошла однажды большая неприятность с самоваром при гостях. Дело было так: гости приехали, когда кухарка ушла на реку полоскать бельё и ставить самовар поручили Ахмету, что он и выполнил. Когда гости пили чай, хозяйке вдруг потребовался ковшик, которым черпают воду, а Ахмет плохо понимал по-русски. Хозяйка, наконец, разъяснила ему, чтобы он принёс то, чем он наливал воду в самовар, и он принёс ночной горшок, уральник, или как его называют у нас – урыльник, по-немецки горд-урильник имел все, присущие ему, признаки … Что тут было! Татары раньше не разводили огороды и не садили картофель. Известно, что и русские боролись против разведения картофеля, «чёрновых яиц», как его называли. Был даже «картофельный бунт». Деды ещё рассказывали, что бунтарей тогда загоняли в жарко натопленные бани и парили до того, что они бунтовать переставали. Татарам картошку прививали иначе: приезжал в деревню становой пристав, собирал апаек, приказывал: «копай, сади» … и никаких гвоздей. Татары побойчее, вроде иксановского Карыма, летом выезжали для житья в «коше». Сюда приводили кобыл на приготовление кумыса. «Кош» делали из войлока. Одна сторона его была завалена перинами, на которых возлежал хозяин трёх апаек. Гостю прежде всего подносилась чашка кумыса.

Татары понемногу приучались к водке. «Ара́ка аша́л» - так они говорили подвыпивши. Ухват Карымович уже требовал у нас «ара́ка».

Теперь нас уже многие из них окружают в городе, куда они двинулись на производство. Они берут себе русские имена: Надя, Галя, Нина, Анисья, Василий и т. д. Есть знакомая у нас татарочка – Нина, которая вышла замуж за русского, но заболела от родов: что-то не получилось с обезболиванием. Она осталась на всю жизнь инвалидом. Муж бросил. Мать этой Нины – Анисья – считает этот случай наказанием за то, что она, Нина, вышла замуж за русского.

В семинарские годы мы ежедневно видели, как мимо семинарии проходила в женскую гимназию – дочь сапожника татарочка Зиганшина. Только ли видели?! Где она сейчас? И как сложилась у ней жизнь?

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 431-436 об.

Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Башкиры» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть II. (1965 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 379).