Лёд тронулся

1962 г.

Размышления простого человека по поводу статьи литературоведа и критика Корнелия Зелинского[1] («Литературная газета», № 107, четверг 6-го сентября 1962 г. «С точки зрения литературоведа…»).

После выступлений на страницах «Литературной газеты» в дискуссии о кибернетике лидеров литературоведения – академика Б. Бялика[2] и профессора Ермилова[3], а также лидеров философии – ректора Института философии Чехословацкой академии наук Э. Кольмана[4] и президента Болгарской академии наук Т. Д. Павлова[5], - выступлений с критикой основных тезисов кибернетики о «машине» и «человеке-машине» - выступление Корнелия Зелинского со статьёй «С точки зрения литературоведа…» в защиту кибернетики и её основных тезисов произвело впечатление грома среди ясного дня. Оказалось, что в том секторе «лириков», который именуется литературоведением, произошёл «раскол», и именно К. Зелинский явился «отступником» и перебежчиком в лагерь «физиков». Статья К. Зелинского и является как бы «исповедью», изложением мотивов его шага, а также изложением его нового «символа веры». Прежде всего, автор статьи высказывает своё опасение по поводу выступления его коллег – литературоведов на страницах «Литературной газеты» с критикой основных положений кибернетики. Он говорит: «По правде говоря, я с некоторой опаской следил за своими собратьями по перу, подозревая что мы, литературоведы, психологически не подготовлены к пониманию происходящей научной революции… мы, люди, далёкие от этого (кибернетики – В. И.) начинаем с учёным видом знатоков рассуждать о том, чего мы решительно не понимаем». Автор определённо указал, что это замечание направлено в адрес академика Б. Бялика по поводу выступления его в «Литературной газете» со статьёй «Вы это серьёзно, товарищи?». Автор пришёл к выводу о том, что «литературоведение не сумело занять свои позиции, с которых нужно подходить к кибернетике» и подчеркнул, что «для того, чтобы судить о какой-либо науке, нужно, прежде всего, её знать и понимать её терминологию». Дальше в своей статье Корнелий Зелинский и раскрывает значение кибернетических терминов: «машины» и «человека-машины». Определение термина «машина» он приводит в формулировке академика С. Соболева[6], данной им в его статье, опубликованной в «Литературной газете» - «Да, это вполне серьёзно». Формулировка эта следующая:

«… В кибернетике машиной называют систему, способную совершать действия, ведущие к определённой цели. Значит, и живые существа, человек в частности, в этом смысле являются машинами».

Так как такая формулировка термина в той части, где говорится о человеке, признавалась самой одиозной противникам кибернетики, то К. Зелинский нашёл необходимым заметить от себя: «Машина здесь материалистический символ обусловленности, а вовсе не комбинация шестерёнок и гаек» и добавил: «Мне близок пафос поисков этого учёного».

Формулировку термина «человек-машина» автор взял из описания методики решения задач при помощи кибернетики, сделанного молодым учёным – историком В. Устиновым[7] и применённого им при выполнении научной диссертации на историческую тему. Этот метод В. Устинов описал в своей статье «О применении электронных математических машин в исторической науке» (журнал «Вопросы истории». № 8, 1961 г.). В этой своей статье В. Устинов описал три процесса исследования предмета, взятого для изучения. В предложенную им схему входит: 1) запись информации, 2) обработка информации и 3) «оценка достоверности выдвинутых гипотез по принятым критериям и воссоздание полной картины исследуемого объекта». «Схема такого процесса исследования, - говорит В. Устинов, получила название «человек-машина», при этом наиболее важная часть работы выполняется учёным, а электронная математическая машина используется как инструмент исследования». Таким образом, в предложенной В. Устиновым схеме исследования достоинство человека как главного участника в творческом процессе полностью сохраняется и снимается всякое опасение превращения его в машину, которое особенно ярко подчёркнуто было в статье Т. Д. Павлова «Человек – не машина» («Лит[ературная] газ[ета]», № 104, 30/V). К. Зелинский признал полную пригодность вышеуказанной схемы для исследовательских работ в литературоведении. Автор, однако, очень осторожно подходит к решению вопроса об использовании методов кибернетики в литературоведении и заявляет: «Разумеется, было бы нелепо преувеличивать сегодняшние возможности применения кибернетической методики в литературоведении, но и совсем отрицать возможность применения такой методики также было бы нелепо. Мы стоим пока что только на пороге кибернетического анализа работы развитого человеческого сознания в его взаимодействии с подсознательной сферой». Автор ещё раз переходит к своим раздумьям на ту же тему и говорит: «Конечно, заранее трудно предположить, во что могут вылиться попытки применения кибернетических методов и понятий при анализе художественных образов», и на этом оканчиваются его колебания, а дальше начинается крепкая уверенность в правильности занятой им позиции в дискуссии о кибернетике. «Но я уверен, - говорит он, что кибернетическая методика даст нам не только подсобный материал, но и откроет новые аспекты, как она их открыла во многих других областях науки». Так Корнелий Зелинский, литературовед и критик, призвал своих коллег на широкую дорогу применения кибернетических методов исследований в области литературоведения. В кибернетической литературе, приводит он слова академика А. Колмогорова[8], формальный анализ художественного творчества уже давно достиг высокого уровня. Внесение в эти исследования идей теории информации и кибернетики может принести большую пользу. Но реальное продвижение в этом направлении требует существенного повышения уровня гуманитарных интересов и знаний в среде работников в области кибернетики. Повышение это вообще необходимо, если ставить в серьёз задачу понимания с позиций кибернетики действительной сложности психической жизни человека». (Доклад «Жизнь и мышление с точки зрения кибернетики»). В этих словах академика А. Колмогорова К. Зелинский находит выражение своего философского credo. В дискуссии со своими коллегами, инакомыслящими по вопросу о роли кибернетики в литературоведческих исследованиях, литературовед и критик Корнелий Зелинский положил на весы: 1) свой авторитет учёного; 2) живое сознание особенностей переживаемой эпохи и велений её; 3) широкое знакомство с опытом применения кибернетической методики в различных науках; 4) благородное беспокойство за судьбы своей науки с пониманием её ущербного состояния в настоящий момент и, наконец, 5) молодость и смелость его мысли. Он оттолкнулся от мрачного «сегодня» в литературоведении и устремил свой взор вперёд: в этом и заключается сила его научной позиции. К. Зелинский указал своим коллегам по литературоведению, каким образом они должны подходить правильно к кибернетике, а именно: к правильному пониманию её научной терминологии, а главное – к оценке результатов, проявившихся уже в области различных наук, в том числе гуманитарных, где методика её применялась.

Итак, литературовед и критик Корнелий Зелинский открыл «зелёную улицу» применению кибернетики, экспериментированию её методами в литературоведении. Лёд тронулся, и литературоведам, вооружённым хорошо проверенным компасом марксистской материалистической философии, открыт путь новых научных опытов, рассчитанных на то, чтобы научить нашу молодёжь мыслить, а не «стругать диссертации по принципу сапожной колодки», как образно выразился в своей статье К. Зелинский.

Указатель статей, упомянутых в настоящей работе.

1. Академик Б. Бялик: «Вы это серьёзно, товарищи». «Лит[ературная] газ[ета]». №…

2. Академик С. Соболев: «Да, это вполне серьёзно». «Лит[ературная] газета». № 65, суббота 2/VI 1962 г.

3. Академик В. В. Парин: «Езда в незнаемое» – Ibidem, № 93 от 7/VIII [19]62 г.

4. Э. Кольман: «Чувство меры». Ibid. № 104, 30/VIII.

5. Т. Д. Павлов: «Человек – не машина». Ibid.

6. К. Зелинский: «С точки зрения литературоведа». Ibid. № 107, четверг, 6/IX.[19]62 г.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 712. Л. 28-31 об.