Макар (из жизненных наблюдений)*

 

Её звали: Катя Макарова. Как легко можно догадаться, Макар – это было её прозвище, образованное от фамилии. Но почему прозвище мужского рода – об этом и будет речь идти ниже.

Когда она была во чреве матери, то природа, очевидно, некоторое время колебалась: пустить ли её по женской линии, или по мужской, и только когда решение этого вопроса дальше нельзя было откладывать, она изрекла: «Да будет девка!» И бысть девка. Однако, очевидно, в этом случае допущено было промедление, в её женскую субстанцию проникло нечто мужское. Природа не решилась в ней создать и «тое» и «тое» на равных началах, как это бывает у некоторых уродов, но, сохранив у ней физиологически неприкосновенно женское начало, психологически, в этой туманной области, оставила нечто мужское. Получилось, таким образом, сложное существо: женщина с некоторыми чертами мужчины. В жизни такой тип людей встречается, как и мужчина с женским характером. Известно, что в этой путанице полов старался разобраться некий философ, и его философия получила по его имени название «фрейдизма». За это дело брались и люди не философского склада, но разрешали этот вопрос только на горе себе. Так, в б[ывшей] Екатеринбургской епархии было одно высокопоставленное лицо, которое разрешало этот вопрос прямилинейно. Ещё будучи студентом Казанской дух[овной] академии, это лицо в своём научном труде допустило выражение: «женщины обоего пола». Сколько его не убеждали, что в этих словах заключается порок, известный в логике под названием contradictio in adiecto (противоречие по существу), это лицо с этим не согласилось и, будучи в монашеском чине, применяло его на практике, за что сослано было в Андрониев монастырь на «проветривание мозгов».[1]

Итак, Катя Макарова оказалась своеобразным типом женщины. И в самом деле: если бы кто-либо задался целью найти в её внешнем облике то, что называется женственностью, то он не смог бы этого сделать. Какая девушка может быть без румянца на лице, хотя бы тощего; или: у какой девушки в известный момент глаза не отразят женские лукавство и кокетство, а вот у ней нет ни того, ни других. Мёртвое, грубо обделанное лицо: у другого мальчишки и то более живое и интересное. Коса! У какой девушки она не является предметом особого внимания и гордости. Недаром говорится: «Коса всему городу краса». А у ней она походит на чахлую косичку у Мисаила, который показан в «сцене в корчме» из оперы «Борис Годунов» Мусоргского.

Если бы кто-либо вооружился подзорной трубой и стал вглядываться в её thorah, то он не смог бы ничего увидеть в нём женского. К тому же она носила кофточки, подтянутые ремнём, и юбки. Если бы она носила женские платья, то, может быть, фигура её была более женственной, а при кофточке с ремнём мысленно прибавь к её фигуре брюки, и получай парня, да ещё невзрачного, угловатого.

Походка! Тяжёлая, утинная. Идёт и землю давит, как ходят старухи, или мужички с «тяжёлыми задами». Если парень так ходит, то о нём говорят: «ходит, как развалина».

Голос! Ещё Шекспир говорил: «Ведь в женщине всего прелестней голос». Правильно, конечно, но какой голос? Женский, а не мужской. Правда, люди находят у женщин прелесть голоса с чисто мужским тембром, как у Вари Паниной[2], но для этого ведь нужно быть ею, т. е. петь, как она пела: «Дышала ночь восторгом сладострастья…» У Кати был голос грубый, когда она пела: «Из-за Вас я страдаю, из-за Вас, из-за Вас слёзы лью…» Она брала в руки гитару с ленточками, как это было у молодых людей, она ставила гитару на колено, как это делали они, наконец, она пела с надрывом и не в безвоздушное пространство, а в адрес определённого лица и при том женского лица. Катя пела, но до Вари Паниной ей было, конечно, далеко. Бывало и так: поёт, поёт, расчувствуется и к «той» - «дай-ка шкалик», получит, сбегает и освежится. Что же это было – спросит читатель. Лесбийская любовь? «Нет, но не знаю «что» - только так я могу ответить.

Катя была грамотной, из тех, о ком говорят: ему или ей грамота далась. Потенциально она могла бы далеко уйти по образованию, если бы для этого были условия. Возможно, что при советской власти, хотя с запозданием, она восполнила этот пробел.

Чувствую, что мне пора уже мою «героиню» показать в условиях определённого времени и определённого пространства как реальное лицо, каковым она и была. Моё первоначальное, летучее знакомство с ней произошло весной 1914 г. в г. Бугуруслане Самарской губ[ернии]. Я назвал это знакомство летучим, потому что оно выражалось в мимолётных встречах, когда я, в сущности, знал только одно, что она служила прислугой в доме, который я посещал. Дом этот принадлежал вдове священника Петропавловского, а хозяйка держала квартирантов, что и являлось источником её обеспечения. У ней была приёмная дочь, гимназистка, а на квартире жили тоже гимназистки и преподавательница немецкого языка Иоанна-Луиза Фридриховна Зигер. Она и была предметом Катиной «любви»; ей она пела свой романс под аккомпанемент гитары; у ней она и перехватывала иногда деньги на выпивку.

Дом походил на тихую обитель, женский монастырь, гинекей. Ничто не нарушало в нём спокойного течения жизни. Даже посещение его известным бугурусланским демоном-соблазнителем Сергеем Ивановичем Шиляевым не могло нарушить это спокойствие. Однако вечно существовать этому спокойствию не было суждено: после одного вечера в реальном училище здесь появился «вор-воробей». Тогда именно я и встретился впервые с Катей. Посещения учащались. Я не могу сказать, что бы мне приходилось при это видеть приветливое выражение лица у Кати, когда она мне открывала двери. Скорее на нём было написано: «вот навязался чёрт ходить к нашей немке». В провинции не считали зазорным иногда подглядывать в окошко: что там делается. Гимназистки и Катя тоже иногда приоткрывали ставни и подглядывали за влюблёнными. В марте определилось, что Иоанна-Луиза Фридриховна Зигер намерена покинуть «обитель». Катя насторожилась: было ясно, что в перспективе её ждёт «развод» с предметом её «любви». Мы договорились, что если Катя согласится, то мы возьмём её себе в прислуги. Решение это было продиктовано простым человеческим соображением, что нельзя оставить человека, у которого получилась такая привязанность к предмету её «любви».

18-го апреля ст[арого] стиля состоялась свадьба, а Катя уже за несколько дней до того помогала готовить квартиру для новобрачных. От гуляния на свадьбе осталось много выпивки, и мы, зная, что Катя непрочь «приложиться» к живительной влаге, за обедом разрешали ей налить себе, т. е. ей, Кате, или из «пузатенькой (зубровки), или «продолгователькой» (рябиновки).

На лето мы уехали в Юрьев, съездили в Финляндию, в нашу Течу, а в августе вернулись в Бугуруслан. С Катей была договорённость, что по возвращении мы её опять возьмём к себе. В августе мы, однако, решили переехать в Пермь, и я получил назначение в Пермскую духовную семинарию. Встал вопрос: как быть с Катей? Перед ней стояла дилемма: или отстать от нас, или поехать с нами, против чего мы не возражали, и оставить в Бугуруслане маму. Катя сама избрала второй вариант. Как сейчас вижу Катину маму, удручённую решением Кати ехать с нами. Она говорила Анне Фридриховне: «Анна Хвёрдовна, вы уж не обидьте мою Катеньку».

Особенностью жизни молодожёнов, между прочим, всегда является то, что они окружены бывают обилием разных чемоданов и чемоданчиков, корзинок, коробок и пр. При раздельной жизни это было незаметно, а вот соединились и их оказалось полно. Так, две речки кажутся маленькими, а, соединившись, образуют довольно полноводную реку. Так получилось и у нас: тронулись мы из Бугуруслана в окружении всех этих необходимых вещей и при них сидела Катя, как видно, довольная тем, что мы её взяли с собой. Ехали мы по железной дороге до Самары, из Самары до Казани пароходом, а дальше пароходом же от Казани до Перми.

Была война, и в семинарии два этажа – второй и третий – взяты были для военных целей. Семинария была сжата в нижнем этаже. В нём была невероятная скученность. Несмотря на это, нам отведена была под квартиру одна большая комната, разделённая перегородками на четыре комнаты. Под кухню отведена была отдельная комната с русской печью на значительном расстоянии от квартиры. Здесь с удобством разместилась Катя. При скученности ей приходилось всё время при переходе из кухни в квартиру встречаться с семинаристами, молодыми парнями в возрасте, опасном для встреч с женским полом. Можно было опасаться за неё, как бы не вспыхнул около неё «пожар» чувств и не закрутил её. Увы! Опасения были напрасными: «они» увидели в ней только Макара… и ничего больше. Так, если бы вселить Квазимодо в интернат пылких virgines института благородных девиц, то реакция была бы аналогичной.

Катя любила ходить в домашнюю церковь семинарии. Жизнь шла ровно с осени 1914 г. по февраль 1916 г., но в феврале предстояла перестройка в связи с переводом меня в Слуцкое дух[овное] училище – в Белоруссию. Катя понимала, что на этот раз её расставание с нами неизбежно, и заранее перешла на работу поломойкой в семинарии. Как потом выяснилось, она перешла ещё в уборщицы к одному из пом[ощников] инспектора семинарии. В мае я выехал в Белоруссию, а Анна Фридриховна оставалась ещё в Перми на частной квартире для окончания учебного года в мужской гимназии. В июне перед объездом в Белоруссию, она проводила Катю в Бугуруслан, снабдив её кое-какой одеждой.

Так закончился картин «роман» в Анной Фридриховной.

Мы больше не видали Катю, но часто её вспоминали, особенно – во время Октябрьской революции. Нам она представлялась то на баррикадах как Луиза Мишель[3] со знаменем в руках, то трибуном на митинге, то делегаткой в женотделе. Одного наша фантазия не могла нам подсказать, хотя этого хотелось, - увидеть её с человеком, который нашёл бы в ней не Макара, а Катю Макарову и с которым она могла бы испытать настоящее простое, но именно поэтому – большое счастье, именуемое женским счастьем.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 386. Л. 88-101.

*Находится в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора среди очерков относящихся к «Семейной хронике Игнатьевых»; в «пермской коллекции» отсутствует.

 

[1] Автор имеет в виду, вероятно, епископа Екатеринбургского Владимира (Соколовского-Автономова) (1852-1931).

[2] Панина Варвара Васильевна (1872-1911) – исполнительница цыганских песен и романсов. Была знаменита сильным низким контральто и особой манерой пения.

[3] Мишель Луиза (1830-1905) – французская революционерка, писательница. Являлась одной из немногих женщин XIX века, носивших мужскую одежду из-за своих феминистских взглядов.

 


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика