НАША СЕМИНАРИЯ В ПЕРИОД ПЕРВОЙ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ

В самом начале войны (август-сентябрь 1914 г.) две трети главного корпуса семинарии были взяты для военных целей, а именно: второй этаж почти весь был превращён в казармы для мобилизованных и готовящихся к отправке на фронт, а третий этаж под лазарет. Оставшаяся в распоряжении площадь потерпела следующие изменения: гардеробная комната была превращена в спальню, а ящики и шкафы из неё были перенесены в коридор, связывающий главный корпус со столовой. Под спальную комнату была арендована большая комната в одном из ближайших к семинарии домов.[1] Классы были размещены следующим образом: два класса (III и IV) в образцовой школе, один класс в коридоре при входе в столовую, один – в столовой, один в больнице и один – в ректорской квартире. В арендованную комнату на ночь ходили дежурить преподаватели.

Второй этаж всегда был до отказа заполнен мобилизованными. В комнатах были устроены нары в два этажа. Изолированы были только две комнаты: фундаментальная и ученическая библиотеки. Лазарет на третьем этаже тоже был полностью загружен больными. Изолирована была только квартира помощника инспектора. Доступ семинаристам на второй и третий этажи был ограничен шефской работой: кое-какими культурными мероприятиями. Инспекторское око особенно бдительно следило за теми юношами-семинаристами, взгляды которых больше чем следует задерживались на младшем медицинском персонале женского рода. И не безосновательно. С другой стороны, связь населяющих второй и третий этаж, как между собой, так с семинаристами была строго ограничена: разрешалось только стоять на площадке у церкви во время богослужений. Что касается преподавательского состава семинарии, то учителям разрешалось приходить в палаты для беседы с больными, но на строго ограниченное время.

В семинарии были две организации в связи в военным временем: а) бригады по разгрузке поездов с ранеными, которыми руководил Н. И. Знамировский[2], и б) попечительный совет по обслуживанию выписываемых из лазарета больных, во главе которого стоял о[тец] Леонид Зубарев.[3] Бригада по разгрузке раненых из вагонов вызывалась на вокзал сиреной. В задачу попечительного совета входило выдавать выписываемым из лазарета обувь, нижнее бельё, полотенца. Склад этих вещей находился в раздевалке образцовой школы, а вещи получались со складов союза городов. В тех случаях, когда выздоровевшие отправлялись снова на фронт, устраивались торжественные проводы их с подношением простеньких подарков. Хор семинаристов на лестнице исполнял гимны союзных государств, например, Сербии. Несмотря на торжественную обстановку, которая при этом создавалась, картина проводов была грустной.[4]

Был случай, когда семинария провожала в армию трёх семинаристов – добровольцев. Проводы были обставлены сугубо торжественно: во время литургии перед чтением евангелия три патриота подошли к амвону, им на головы, как на аналой, наш протодиакон [«Маттафия»] возложил евангелие и прочитал положенный по уставу текст. Картина эта по замыслу её учредителей, очевидно, должна была чем-то напоминать известную картину благословения Сергием Радонежским Димитрия Донского на бой с татарами.[5]

В остальном, жизнь в семинарии шла своими обычными темпами. Произошла перемена только руководства семинарии: вместо архимандрита Иллариона[6] был назначен архимандрит Пимен, выпускник Киевской дух[овной] академии.[7] Он приехал в Пермь из Закавказья – из района Джубары, где он был миссионером.[8] Он привёз с собой в качестве служки какого-то казачка-юношу, который одет был в национальный костюм: на голове папаха, за поясами клинок. Было очень оригинально. Злые языки говорили, что о[тец] Илларион пал жертвой увлечения, противопоказанного монашескому чину.[9] О[тец] Пимен стяжал симпатии и семинаристов и учителей своей простотой и доступностью, внимательным отношением к нуждам тех и других.[10] В составе учителей от прежних времён – времени первого десятилетия нового столетия – остались: Н. И. Знамировский, А. И. Добролюбов, В. А. Кандауров, П. Н. Серебренников.[11] Из новых были: преподаватель словесности Соколов[12], философии – Н. И. Колосов[13], церковной истории Н. Н. Хильтов[14], и из новейших – [основного богословия] А. К. Рыбаков[15] и [Библии] С. С. Богословский.[16]

Из новых – самой сложной личностью был Н. И. Колосов. Он объединял несколько должностей: преподавательскую, пом[ощника] инспектора в половину нагрузки и редактора «Епархиальных Ведомостей». И везде он успевал. Рассказывали, что первые его выступления в роли преподавателя философии были сплошным триумфом: с уроков он уходил только под аплодисменты. Он не проявлял себя ревнителем веры, благочестия, как, например, Н. И. Знамировский. Глядя на него как-то невольно в голове рождалась мысль: «наверно, хитёр и интриган».[17] Хильтов как-то рассказывал автору сего, что он (Колосов) приходил к нему на экзамены специально за тем, чтобы снижать оценки. Нет, ему нельзя было доверять![18]

В семинарии всё ещё командовал на кухне наш шеф-повар Кирилл Михайлович.[19] Банщиком был Кондратий. Не было уже Эскулапа – Вениамина Ивановича Селиванова[20], в церкви не было Михаила – трапезника. Вместо него был какой-то эвакуированный из Галиции псаломщик. И, наконец, не было Яши. Вместо него были два швейцара, а один из них совсем молодой парень – Платон.

[[21]]

[[22]]

Изменилась совсем площадь перед Кафедральным собором и архиерейской церковью: на ней стояли чучела из соломы для обучения солдат[скому] искусству колоть штыком. То и дело на площади раздавалось «Ура!» и шеренга солдат стремительно неслась к чучелам и колола их.

В тёплые летние и осенние дни по семинарскому двору и саду разгуливали выздоравливающие войны, беседующие друг с другом.

Резкие звуки сирены чаще и чаще раздавались над городом, тревожащие душу, будящие беспокойство. А на фронт уходило всё больше и больше людей. Надвигалась гроза, и раскаты её уже доносились издалека.[23]

6.XII [1960] 10 ч. вр[емя] св[ердловское]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 198-201 об.

[1] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» автор уточняет: «наискосок от мечети» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 113 об.

[2] См. «Раненые в Пермской духовной семинарии» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №2 (11 января) (отдел неофициальный). С. 42–46; «Епархиальная хроника. Развлечение для больных и раненых воинов» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №3–4 (21 января-1 февраля) (отдел неофициальный). С. 91; «Епархиальная хроника. Развлечение для больных и раненых воинов» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №7 (1 марта) (отдел неофициальный). С. 205; «Епархиальная хроника. Патриотическая беседа (сообщение о проведении патриотической беседы для расквартированных в семинарии нижних чинов) // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №7 (1 марта) (отдел неофициальный). С. 206; «Епархиальная хроника. В семинарском военном госпитале» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №8–9 (11–21 марта) (отдел неофициальный). С. 268; «Епархиальная хроника. Архипастырь среди раненых воинов и учащихся» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №8–9 (11–21 марта) (отдел неофициальный). С. 271; «Епархиальная хроника. В Пермской духовной семинарии (сообщение о прибытии новых воинов и раненых)» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №13 (1 мая) (отдел неофициальный). С. 414–415; «Новая лепта воспитанников Пермской духовной семинарии на нужды войны» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №14 (11 мая) (отдел неофициальный). С. 442.

[3] Зубарев Леонид Васильевич (1881-1952) – сын священника Вятской губернии. Окончил Вятскую духовную семинарию в 1902 г. Священник с 1903 г. Кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1912 г. Протоиерей с 1912 г. Преподаватель гомилетики, литургики и практического руководства для пастырей, помощник инспектора Пермской духовной семинарии. После закрытия Пермской духовной семинарии пытался восстановить в г. Перми духовное образование, предлагая на базе Пермской духовной семинарии открыть Православный богословский институт с трёхгодичным сроком обучения, но получил разрешение только на открытие восьмимесячных пастырско-богословских курсов, которые просуществовали до конца 1922 г. Служил в Успенской церкви на старом Егошихинском кладбище в г. Перми в 1919-1932 гг. В 1932-1933 гг. находился в заключении за антисоветскую агитацию. Настоятель Всехсвятской церкви г. Молотова с 1943 г. Председатель Молотовского епархиального совета с сентября 1945 по май 1947 г.

[4] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «А «они», для кого это делалось, стояли в глубокой задумчивости, мрачные, безучастные ко всему этому «параду» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 116.

[5] См. «Епархиальная хроника. Семинаристы-добровольцы» // «Пермские епархиальные ведомости». 1914. №29 (11 октября) (отдел неофициальный) С. 569–574; «Проводы раненых на театр военных действий» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №3-4 (21 января-1 февраля) (отдел неофициальный). С. 92; «Флотский священник. (О священнике Аристархе Пономареве)» // «Екатеринбургские епархиальные ведомости». 1915. №5 (1 февраля) (отдел неофициальный). С. 99-100; «Это наш. (Страничка из психологии современной семинарской жизни). (О добровольце – воспитаннике семинарии Б. И. Сусанине)» // «Пермские епархиальные ведомости». 1915. №14 (11 мая) (отдел неофициальный). С. 438–440.

[6] Автор имеет в виду Виссариона (Зорина). В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» автор исправляет имя, но ставит под вопрос.

Виссарион (Зорин) (1878-1937) – архимандрит, ректор Пермской духовной семинарии с марта по октябрь 1914 г. В 1920-1930-х гг. один из лидеров Григорианского раскола в Русской Православной Церкви.

Из очерка «Первые годы педагогической деятельности П. А. Иконникова» в составе автобиографических очерков В. А. Игнатьева «Петя Иконников»: «Большую сенсацию вызвало то, что П. А. женился не на русской, а на немке. Это стало известно, когда на адрес П. А. пришли документы А. Ф. и на конверте значилось её имя и отчество. Больше всех это занимало, кажется, Николая Ивановича Колосова. Он всё рылся в родословной русских царей и выяснял «крови», но тогда ещё, правда, с опаской. На это же обратил внимание ректор семинарии архимандрит Илларион. Когда П. А. обратился к нему с просьбой разрешить взять уроки в гимназии Циммерман, то он заметил, что ему (П. А.) вообще приличнее было бы работать в этой гимназии, чем в семинарии» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 723. Л. 83-87 об.

[7] Пимен (Белоликов) (1879-1918) – сын священника Новгородской губернии. Кандидат богословия Киевской духовной академии 1904 г. Иеромонах с 1904 г., игумен с 1908 г., архимандрит с 1911 г. В 1906-1908 и 1912-1914 гг. помощник начальника Урмийской миссии на северо-западе Ирана. В 1914-1916 гг. ректор Пермской духовной семинарии. Епископ с 1916 г. Епископ Семиреченский в 1917-1918 гг. Священномученик Русской Православной Церкви.

[8] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор исправляет: «работал миссионером в Урмии на границе с Ираном» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 114.

[9] Там же автор добавляет об архимандрите Виссарионе: «...не лишённый мании величия, гордый и не совсем чистоплотный по отношению к прекрасному полу, за что его и направили в монастырь...» // Там же. Л. 114.

[10] Там же: «... отличался простотой, доступностью и корректностью во всех случаях обращения со всеми людьми, даже, можно сказать, демократизмом. ... был он человеком не требовательным и производил на всех впечатление благоприятное, в том числе и на семинаристов, которым вообще было трудно угодить. Архимандрит Пимен весь погрузился в патриотические мероприятия, которые возложены были в связи с войной на семинарию» // Там же. Л. 114-114 об.

[11] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Павел Николаевич Серебренников по-прежнему читал семинаристам лекции по гигиене и медицине и проповедовал о чистоте отношений к женщине. По-прежнему энтузиаст музея, но как-то заметно отяжелел, и не стало у него гнедка, на котором он раньше так торжественно подъезжал к семинарии» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 121-121 об.

[12] Соколов Михаил Михайлович. В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Литературу преподавал Соколов..., человек солидный, почтенного возраста, как видно, достойный преемник В. А. Фаминского» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 122 об.

[13] Колосов Николай Иванович (1883-1938) – кандидат богословия Киевской духовной академии 1907 г. В 1907-1911 гг. преподаватель русского языка и литературы в Симбирской чувашской учительской школе, в учебных заведениях Симбирска; преподаватель Пермской духовной семинарии, одновременно обучался на историко-филологическом факультете Пермского университета (до 1918). Работал в Симбирске и Алатыре Чувашской АССР в 1920-1930-х гг. Репрессирован.

[14] Хильтов Николай Николаевич – кандидат богословия С.-Петербургской духовной академии 1910 г.

[15] Рыбаков Александр Константинович (1887-1930-е) – окончил Екатеринбургское духовное училище по 1-му разряду в 1901 г. и Пермскую духовную семинарию по 1-му разряду в 1907 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1911 г., преподаватель основного богословия и секретарь правления Пермской духовной семинарии. «По окончании академии работал преподавателем в Пермской духовной семинарии и помощником инспектора. Преподавал без учебников, а по запискам, без заучивания цитат из Священного Писания. До 1917 г. готовился заочно и сдал экстерном за юридический факультет Казанского университета. Есть разговоры о том, что в 1917-1918 гг. А. К. Рыбаков считался кандидатом на должность Тобольского губернатора по протекции Распутина. В 1921 г. читал публичные лекции в Ирбите по марксизму. В 1934 г. работал юрисконсультом в г. Сарапуле, потом перешёл преподавателем в железнодорожную школу на ст. Янаул. Как преподаватель, считался прогрессивным». (Шишёв А. Н. Биографические справки на бывших воспитанников Пермской духовной семинарии. Т. 4. // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 1279а. Л. 136-136 об.).

[16] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Преподавателем латинского языка и пом[ощником] инспектора работал автор сего. Состав преподавателей был пёстрый и не дружный» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 123.

[17] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Во время войны излюбленной темой разговора у него была тема о том, что в роду Романовых было много немецкой крови» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 122.

[18] В очерке «Полтора года жизни и работы в Перми» составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Весь педагогический коллектив являл собою нечто пёстрое, что связывал во едино, а вернее – старался связать Николай Иванович Знамировский. С уходом ректора Добронравова ушло и прежнее величие коллектива да, пожалуй, и величие семинарии.

Новостью в учебном плане семинарии было введение иностранных языков: французского и немецкого, но поставить их надлежащим образом так и не удалось.

Старые учителя заметно старились. Особенно это было заметно на П. Н. Серебренникове» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 399. Л. 72-73.

[19] В очерке «Кирилл Михайлович» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Мы встретились с ним как старые друзья и вспоминали о тех временах, когда я был семинаристом, и мне приходилось дежурить на кухне» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 170 об.-171.

[20] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Не стало его [П. Н. Серебренникова – ред.] соратника по больнице Вениамина Ивановича Селиванова, нашего Эскулапа. Особенно заметно было его отсутствие в семинарии в престольный праздник «День Иоанна Богослова», когда он, бывало, появлялся на площадке у церкви весь в «заслугах» - в медалях, сиял, а семинаристы почтительно поздравляли его с праздником. Теперь, вместо него был средних лет фельдшер и при старой фигуре врача больницы П. Н. Серебренникова казалось, что в больнице нарушено равновесие» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 121 об.

[21] В очерке «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» в «свердловской коллекции» воспоминаний: «Был новый эконом, и не было уже в скверике у главного уч[ебного] корпуса породистых кур «кохинхин», которых разводил прежний эконом Славнин. Оскудела конюшня ректорских лошадей, а ректорская квартира из «чертога бога живаго», как было при К. М. Добронравове, стала общедоступной, потому что в ней проходили уроки» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 123 об.

В очерке «Полтора года моей жизни и работы в Перми» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Украшением церкви был б[ывший] архиерейский протодиакон – Матвей Попов, именуемый семинаристами «Маттафией». Он был как бы отголоском прежнего величия церкви от времён протоиерея К. М. Добронравова» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 399. Л. 75.

Там же: автор добавляет: «Семинаристы щеголяли теперь в форме: наконец, дождались. Как и прежде, они являли собой в массе что-то загадочное – сфинкса. Их питали, не особенно изнуряли науками, особенно – в старших классах; ходили они в театр, немного «жуировали», а о чём каждый из них помышлял, это было тайной каждого из них. Были с амбицией и немного либеральничали» // Там же. Л. 77.

[22] Из письма В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 18 января 1963 г.: «В 1916 г. за всенощной под «Крещенье» в семинарии я пел solo светилен: «Явися Спас». Пел его перед амвоном, кажется, в стихаре. Это было, выходит, 47 лет тому назад. В бытность мою пом[ощником] инспектора семинарии (сентябрь 1914 г.-февраль 1916 г.) я выступал ещё solo на литургии преждеосвященных даров и исполнял «Да исправится молитва моя». Это было моей последней данью nostrae almae matri. Я всё-таки её любил, да, любил и гордился, ведь в ней были прожиты лучшие годы жизни – годы юности» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 214. Л. 13 об.

[23] Очерк «Пермская духовная семинария накануне Октябрьской социалистической революции» в составе очерков «Старая Пермь (из воспоминаний пермского семинариста)» автор заканчивает словами: «А война шла и шла. В лазарете семинарии то и дело отнимали руки, ноги... Лица тех, кого провожали на фронт, были суровее и суровее. Казалось, что «на Шипке всё спокойно», но это только казалось «Крот истории» творил свою работу. Был канун Великой Октябрьской социалистической революции» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 374. Л. 124 об.

Вернуться назад