Нюнька, Алешка Комельков и Васька «копалкин»

[1961 г.]

Это друзья по играм в прятки и отчасти по школе. Сделались же они друзьями, так как родители их жили по соседству с нами. Подальше только жил Вася. «Копалкин» - это было прозвище, а фамилия была, кажется, Макаров, потому что они жили в Макаровке. Игры в прятки производились и у них во дворе, и у нас, благодаря чему их дворы были хорошо известны мне, а им наш настолько, что мы хорошо знали, где нужно прятаться. Нюнька был постарше и прибился в нашу компанию. Алёша Комельков был ближайшим соседом. У него живы были родители. В семье ещё были: старший брат Артемий и сестра Пелагея. Она тоже училась в школе и была запевалой молитв. Семья относилась к середнякам, но они тоже арендовали немного лугов у татар, и поэтому у них мы встречали татарина и его апайку, которые приезжали к ним в гости.

Нужно сказать, что татары очень любят гостить и пользуются любым случаем, чтобы заявиться в гости, а уж если кто у них арендовал пашню или луг, то в гости ездят часто, назойливо: подавай им то, подавай другое. В связи с тем, что мы встречали у Комельковых татар, запомнился такой случай: кто-то научил татарку материться по-русски, а больше она ничего по-русски не говорила. И вот ребята её чем-нибудь рассердят, она говорит, говорит по-татарски и матерится по-русски.

Запомнился также случай, который произошёл однажды с Васькой-калешкой. Васька не принадлежал к нашей компании, но вот однажды прибился к нам со своей собакой, притащил чуть ли не целый калач хлеба, бросал ей по кусочкам, чтобы она выделывала перед нами разные фортели. Все мы смеялись и не заметили, как подошёл к нам отец Васи – Евсей Степанович, схватил его и ну «дубасить» со словами: «Калачи собаке таскаешь». Это был первый и последний случай в моей жизни, когда я «удостоился» лицезреть, как чересседельник «гулял» по Васиной спине.

Вспоминается ещё бабье дето. День чудесный: тепло, светло, но признаки приближающейся осени были налицо: в огородах всё желтело, в воздухе летали отрывки паутины. Комельковские женщины накануне закончили трепать коноплю и справляли «бабье лето». Около дома ещё не была убрана кострина от трепения. Из избы неслись на улицу пьяные женские голоса, визг, шум. Алексей подговорил нас посмотреть в окошко. Боже мой! Что началось: крики, ругань: «пырки отрежем!» Приходится сказать: «пьяных мужчин видеть противно, а видеть пьяных женщин – отвратительно. В этом случае у них появляется какое-то бесстыдство и наглость. Помнится опять-таки с детских лет, как вечером мы с братом Иваном сидели за воротами, а мимо проходили пьяные с «помочи» у соседей. И вот подошли две пьяные женщины и подняли перед нами свои подолы.

У избушки Комельковых, которая расположена на горке, вечерами устраивались танцы. Танцевали универсальную «кадрельку». Вот сюда-то после О[ктябрьской] р[еволюции] и похаживали молодые «женатики» танцевать с девушками.

Мне рассказывали, что Алексей Комельков был активным деятелем О[ктябрьской] р[еволюции] и, кажется, был первым администратором (милиционером) Течи.

Васю-копалку, кроме игр, часто приходилось видеть, как он зимой прогонял скот на водопой. В Тече, как и в других зауральских сёлах, было принято зимой гонять к проруби на водопой. Часа в четыре вечера вереницы скота по хозяйствам сгонялись на реку, где для скота устраивались длинные проруби. Вот видим, как мимо нашего дома прогоняет своей скот Вася-копалка: три лошади, жеребёнок, две коровы, тёлку. За ним кто-нибудь тоже гонит своё «богатство». Дорога вся в следах от копыт. На дороге там и здесь «памятники нерукотворные», замёрзшие шариками и лепёшками. Получался своеобразный смотр «живота». Иногда чей-либо конь, отдохнувши за зиму, начнёт бегать и играть: взмахнёт головой, взлягнёт и носится на воле. У проруби толчея: коровы бодаются, кони стараются их оттеснить. Знакомые деревенские картины!

Вот так указанная выше наша компания и играла в пряталки в нашей ограде. Было жарко. Около завозни стоял приспособление для спуска верёвок: на двух столбиках были расположена доска, а на ней лежало седло для верховой езды. У ворот завозни стояла железная лопатка. Это было время, когда автор сего начал обучаться верховой езде. Шесть лет. Соблазнился: с разбегу прыгнул в седло, не удержался, повалился и левой рукой на всём маху хлопнул по углу железной лопатки. Не сам первым заметил, что рука сломана и раздробленная кость вышла наружу. Тут его и окружила вся компания игроков в пряталки. Картина эта и сейчас со всеми деталями стоит перед моими глазами. Случилось это в июне или июле, но с точки зрения возраста можно сказать: «То было раннею весной»…

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 388 об.-391 об.

Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.