Александр Ильич Анисимов*

Ещё в духовном училище мы называли его по имени и отчеству. Почему? Теперь трудно это восстановить в памяти: не то потому, что он среди нас выглядывал более солидным и по росту, и вообще по комплекции; не то потому, что он учился лучше всех, не то потому, наконец, что он, как увидим дальше, выдвинулся среди нас особенными мероприятиями в жизни нашей бурсы.

А может быть и то, что это название утвердилось за ним по общему бурсацкому закону о присвоении кличек, прозвищ, хотя оно и не было прозвищем, а антиподом его. Давать прозвища, в наше время, очевидно, было уже пережитком прошлого, и существовало уже право защиты в этом случае от обидчика, а именно: если тот, кому давалось прозвище, не растеряется и быстро скажет: «с передачей заколачиваю» и объявит: «ребята, я заколотил ему», скажем, прозвище «красная шапочка», то он не только спасал себя от нового прозвища, а даже передавал его обратно обидчику. Так, может быть, кто-нибудь употребил название «Александр Ильич» не по злобе, а просто случайно, и оно вошло в обиход: «Александр Ильич, Александр Ильич!»

А. И. был сыном какого-то сельского торговца. В те времена в духовное училище поступали учиться и дети торговцев, и дети наиболее обеспеченных мещан. Так, в наши времена учились с нами дети камышловских купцов: Чемезов, Полухин, Крупин и др. Был один «духовник» даже с иностранной фамилией – Вася Лирман. Его отец был из крещёных евреев, негоциант. И ничего! Да как он ещё пел! Бывало, когда пели «Над Невою резво вьются», то он бравурно запевал не окрепшим, правда, ещё голосом.

Что привлекало или побуждало купцов и прочих отдавать своих детей в духовное училище! Тут, вероятно, сказывалось своеобразное действие логического закона: «Tertium non datur».[1] В Камышлове тогда не было гимназии, а были: городское училище, которое позднее стали называть – высшим начальным училищем – и духовное училище. На духовное училище выбор, может быть, потому падал, что у учащихся в нём было больше перспективы добраться до высшего образования, чем у учащихся в городском училище: из них мало кто переходил потом в гимназию и реальное училище.

А. И. жил на частной квартире у Таисьи Александровны Ляпустиной. На этой квартире он был не один, а человек шесть-семь из разных классов. По существу это был своеобразный пансион, а по некоторому сходству быта этих квартирантов с бытом бурсы, этот пансион можно было назвать «микро-бурса». Так, полагалось, чтобы вечером перед сном дети читали молитвы, как и на бурсе, а для этого должен быть какой-либо дежурный «учинённый брат». Возникал вопрос, как создать такую обстановку на квартире? Начальственного надзора ведь не было. По отношению к квартире Таисьи Александровны этот вопрос разрешался в свете некоторых, так сказать, исторических условий образования этой квартиры. Она была вдовой священника, рано умершего. На её руках остались несовершеннолетние три сына и дочь. В селе Тече был священником брат её – Владимир Бирюков. Он был многодетный и он уговорил её, чтобы она переехала в Камышлов и здесь воспитывала и своих, и его детей. Так и было сделано. У ней одновременно жили трое Бирюковых, учеников духовного училища. Они и составляли ядро квартирантов. У о[тца] Бирюкова ещё в доме были до некоторой степени порядки, свойственные пансиону. Так, была отдельная детская комната, с режимом пансиона: дети должны были творить общие молитвы. Этот распорядок перенесён был и в распорядок детей у Таисьи Александровны. В дальнейшем квартиранты менялись, но вступала в силу уже традиция, которую время от времени поддерживало и начальство дух[овного] училища своим посещением.

В таких вот условиях и протекала у А. И. жизнь в период обучения в дух[овном] училище. Учился он очень хорошо и носил в этом отношении почётное название – «primus».

Как и в чём проявлялись индивидуальные черты А. И. в этот период его жизни?

Как известно, ни в чём так индивидуальные черты у детей не проявляются, как в играх. … А. И. не был участником игр. …

Слава его ждёт на драматическом поприще. Как? – скажете вы – бурса и драматическое поприще, бурса и драма! … это фантастика!

А вот и нет! И это доказал А. И. По бурсе молниеносно разнеслась весть: скоро будет спектакль! Ставится «Недоросль» Фонвизина. Гром при ясном небе, вероятно, не произвёл бы такого впечатления, как эта сенсация. Пьесу выбрал А. И., и он же определил: «Скотинина буду играть я». С трудом подыскали Кутейкина и Цыфиркина… и вот спектакль. Конечно, только отрывки. В комнате, где помещался первый класс, сдвинули доски и, таким образом, получилась сцена. Костюмы и грим собрали через живущих на квартире и при помощи квартирных хозяек и других жильцов у них. Успех колоссальный, особенно у исполнителя роли Тараса Скотинина. Что особенно важно в этом предприятии? То, что всё делали сами бурсаки, без помощи со стороны педагогического и административного персонала. Так ставился вопрос: «мы сами». И вот перед масленицей 1902 г. в Камышловском духовном училище осуществили постановку «Недоросля» по инициативе и под руководством Александра Ильича Анисимова. С чем можно сравнить это мероприятие в ряду других мероприятий культурного значения, осуществлённых в это время в стенах бурсы? Ни с чем. Нас водили в зверинец, но это было организовано администрацией школы. Нам показывали «живые картины» (кино), но это было мероприятие тоже начальства. У нас ставилась опера «Иван Сусанин». Как? – спросите вы. Опера? Да, отрывок из оперы: наш надзиратель Иван Николаевич Ставровский, загримированный Сусаниным, пел «Чуют правду», ученик Коровин[2], загримированный Антонидой, пел «Не о том скорблю, подруженьки», Ваня (ученик – забыл его имя) пел: «Ты не плачь, сиротинушка…», хор пропел «Славься» - разве это не опера? Но здесь нам помогали, а вот в «Недоросле» - всё сами делали. Вот что больше всего являлось предметом гордости!

Но это, как теперь принято говорить, ещё не предел: в недрах четвёртого класса по инициативе А. И. Анисимова вызревала идея создания журнала. … К созданию журнала были приглашены и ученики третьего класса, но они отказались и за это, как увидим позже, крепко поплатились. Память не сохранила названия журнала. Не сохранилось в памяти и содержание статей. О чём могли писать бурсаки четырнадцати-пятнадцати лет? Журнал не был полемическим, и о бурсе ничего не писали, а упражнялись, главным образом, в разного рода художественных описаниях – весны, природы, так сказать лирика природы. Единственным сугубо полемическим было замечание в конце журнала, адресованное ученикам третьего класса по поводу их отказа от участия в журнале, выраженное в словах: «В третьем классе царят тупость, глупость и неразвитость». Марк Туллий Цицерон – «O ratio contra Catilinum»[3], божественный Омир: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!»[4] Но ваш гнев не был с такой силой описан, с какой это сделано у наших бурсаков… Золотухину[5] было дано указание раздобыть краски для оформления журнала. Филиппову Сергею дано задание подобрать картинки – иллюстрации к журналу. Двум-трём ученикам предписано перепечатывать статьи от руки, бумагу раздобыл Александр Ильич. И вот за несколько месяцев до окончания курса в Камышловском духовном училище выпущен был журнал. Парадокс, но факт! Как жаль, что он не сохранился!

До окончания училища оставались уже недели, и А. И. организовал фотоснимки: коллективный и по отдельности. Нужно видеть наших бурсаков на этом снимке! Все они в курточках с закрытым воротом, у некоторых видны крахмальные воротнички, а у некоторых предел моды – перекинуты через шею, как аксельбанты, шнуры к часам. Кто теперь осмелится сказать, что бурсакам не свойственно было чувство изящного, чувство красоты. А о чём говорит то, что у некоторых из них причёска «ёжиком», «ерошка»!

Таким вот на карточке и показан на видном месте Александр Ильич Анисимов. В духовном училище А. И. ничем не проявил себя по части пения, а в чтении за церковными службами – Апостола, «часов» оставил по себе память.

Осень 1902 года – А. И. семинарист и живёт в общежитии. Мы опять первоклассники, а не «старшие». Инициатива не в наших руках, но остаётся ещё значительная область семинарской жизни, где её можно применить. А. И. опять на авансцене. Шестиклассники в большие перемены во время вечерних занятий организовали обучение танцам. По линии первого класса это движение возглавил А. И. И вот в семинарском зале, где потолок расписан евангелистами и евангельским текстом под пение «Шуми, Марица» семинаристы танцуют па-де-карт, под другие песни – па-д`эспань, польку-бабочку и т. д.

Идут годы, и А. И. уже в старших классах. Энергия его безгранична и проявляется в разносторонней деятельности. Вот затевается грандиозный вечер, и А. И. во главе организаторов. На вечере он в сюртуке, в крахмальном белье с красным бантом на груди. Вид у него победный! Так Пушкин изобразил Петра в Полтавском бою. Опера. Кто из семинаристов не был поклонником её, меломаном? А. И. во главе меломанов: он организует походы в театр, он покупает для «братвы» билеты в театр, закупает целые ложи. Просмотрели «Пиковую даму», и А. И. пробует баритон: «Я Вас люблю…» Он жестикулирует, он старается полностью воспроизвести сцену объяснения в любви Елецкого с Лизой. В театре затевается чествование – бенефис любимца публики – тенора Хлюстина. Готовятся подарки, но какие подарки могут сделать семинаристы? Адрес – вот что могут преподнести семинаристы. А. И. хлопочет об адресе: составляет текст, собирает деньги на папку – для адреса и, наконец,… После спектакля идёт чествование артиста. Сцена открыта. В центре юбиляр. Подносятся подарки… и выходит на авансцену А. И. Зачитывает адрес.[6] «Братва», присутствующая в театре, поднимает бурю аплодисментов и в честь юбиляра, и в честь А. И. Организуется траурный вечер по поводу смерти А. П. Чехова. Траурные речи на сцене театра. Выступают различные люди, среди них гимназисты. От семинаристов – А. И. Окончился театральный сезон. Проводы артистов на вокзале. А. И. уже хлопочет. Среди других на вокзале видно и его фигуру. Покидает семинарию любимый преподаватель – Василия Яковлевич Струминский. Готовится подарок (сочинение Спинозы) и речь. Подносит подарок и произносит речь А. И. И так везде он на виду, впереди. Образовался для организации вечера нечто вроде художественного совета, триумвират: Попов, Бакалдин, Анисимов. Идут больше и больше упражнения в пении. Бас! У кого в семинарии не было баса! Идёт, например, подборка голосов в хор на вечере. Спрашивают: «У тебя какой голос?» Ответ: «У меня нет голоса?» «Как нет, голоса?» «На молитвах ты поешь?» «Пою!» «Пиши: бас!» Таким путем создан был даже «Шаляпин». А. И. объявил себя басом. Составилось trio, и однажды за рядовым богослужением, когда и молящихся то бывает мало, trio друзей исполнили «Тебе поем», прослушанное раньше в граммофоне. Басом пел А. И. Исполнение привлекло внимание даже ректора: он приоткрыл дверь алтаря и милостиво взглянул на клирос, где пела тройка друзей.[7]

А. И. блестяще закончил семинарию, женился на дочери секретаря консистории и был назначен священником в Александровский завод, Соликамского уезда, Пермской губернии. Но здесь с ним случилось страшное для всех несчастье, а особенно для духовного лица: он овдовел.[8] Встретились мы с А. И. в 1912 г., когда я заканчивал академию, а он только поступил в нее. Жил он на квартире с хорошим фруктовым садом. Друзья «вспоминали минувшие дни». А через год мы расстались.[9] Ходит молва, что нынешний Куйбышевский архиерей Алексий – это Александр Ильич Анисимов, сын сельского торговца, ученик Камышловского дух[овного] училища, Пермской дух[овной] семинарии и кандидат богословия Казанской дух[овной] академии.[10]

4.IX.[19]60 г. 17 ч. 30 м. свердл[овского] времени.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 122-129.

*Находится в составе «Очерков по истории Камышловского духовного училища» в «пермской» и «свердловской коллекциях» воспоминаний автора.