Александра

[1965 г.]

Когда из нашего села приходилось выезжать в Беликуль со стороны базарной площади, то по дороге встречалась небольшая горка, а на ней с левой стороны и теперь ещё стоит избушка без всяких «служб», небольшая, крытая дёрном, а внимание проезжих привлекала не избушка, а огород при ней, частично расположенный по угору. Летом, в период цветения, этот огород походил на ковёр, искусно вытканный рукой большого мастера-художника. Нельзя было не залюбоваться этим огородом: гряды в нём были расположены как-то по линейке, по обочинам их цвели ноготки, васильки, а цветущие бобы испускали аромат, пьянящий, как аромат белой акации с примесью жасмина. В средине огорода виднелись гряды с цветущим горохом, а по всему огороду – маки самой разнообразной расцветки. Если кто-либо из проезжих спрашивал у местных жителей: кто хозяин этого огорода, то ему отвечали лаконически: Александра, не называя ни по отчеству, ни по фамилии. Так она именовалась на селе и также и мы, дети, её именовали, когда для этого был повод, а поводом чаще всего было то, что дочь её Анна, которую у нас именовали и по отчеству – была моей няней. На деревне по самым разнообразным случаям устанавливались связи на манер родства. Так, если у кого-либо покупали коня, то хозяин его уже именовался сватом. Наша связь с семьёй Александры не получила такого названия, но тем не менее установилась прочно: мы, например, ездили в гости в Баклановку к сестре моей няни – Марии Петровне, а ездить в гости в деревне полагалось, как говорится, «не с бухты-барахты», а на каком-то основании. Мы всё время интересовались судьбой детей Александры, а их у ней было три дочки, и не просто интересовались, а болели за их судьбу. Так, мы знали, что Анна Петровна, моя няня, почему-то долго засиделась в девках, и это вызывало у нас некое беспокойство за её судьбу и, наоборот, мы были рады, когда, наконец, она вышла замуж, что на деревне считалось обязательным. Когда её младшая сестра, имени её я не помню, выходила замуж в Нижне-Петропавловское село, то в семье у нас тоже шло горячее обсуждение об её судьбе, как это бывает, когда идёт речь о близком человеке. Но странно, что о самой Александре у меня сохранилось смутное воспоминание. Помню только, что она была вдова, по всем признакам добрая, потому что она часто угощала нас дарами со своего огорода. Никогда, однако, не забуду её огорода – её художественного произведения, и моя фантазия, когда я стараюсь себе создать образ этой женщины повелительно диктует мне представить его (образ) в соответствии с её огородом, тоже не лишённым красоты и обаяния.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 390. Л. 77-81 (рукопись), 130-132 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.