Алексей Семёнович Меньшиков

(Светлой памяти нашего сельского врача)

[1961 г.]

 

Когда из Течи подъезжаешь к Нижне-Петропавловскому селу, то за польски́ми воротами, по правую сторону дороги, встречаешь почти на пол версту раскинувшиеся владения Нижне-Петропавловской земской больницы. От самых польски́х ворот и до больницы берёзовый лесок обгорожен пряслом. Больница была расположена у крутого рва – между ней и селом.[1] У самого рва было небольшое здание, в котором одно время производился приём больных. Здание это было памятно автору сего, потому что здесь ему в течение, примерно, пяти-шести недель делались перевязки по поводу перелома левой руки. С этим же зданием от этих же времён связано курьёзное воспоминание о том, как одна тётушка вышла из него вся в слезах: фельдшер или кто-то из практикантов назвал её желудочную болезнь катаром, а ей показалось, что ей намекнули, что у ней случилась эта болезнь от татар. Из этого случая вытекает, как нужно осторожно обращаться с учёными названиями болезней в присутствии больных.

В средине широкого двора находилось большое двухэтажное здание, большое, конечно, по деревенским масштабам, кирпичное внизу и деревянное вверху. Внизу его позднее производились приёмы, была расположена аптека и часть покоев для больных. Верхняя часть предназначалась для стационарных больных. Это здание опять-таки памятно автору сего по поводу перелома руки, потому что сюда именно в одну из комнат принесли его, шестилетнего, на руках, положили на стол, и он ждал, когда же отрежут руку ему. Пришёл мужчина средних лет, посмотрел на руку, покачал головой и сказал: «ну, артист!» За несколько дней до этого ему пришлось сшивать веко левого глаза одному из сыновей теченского протоиерея, рассечённое на «гигантских шагах».[2] Потом делали промывание ранки, причём немного щекотало, было больно, когда руку выпрямляли (перелом был полный, и кость вышла наружу), присыпали чем-то жёлтым, наложили досочки вроде коры, забинтовали, а руку подвязали на лямку, перекинутую вокруг шеи. Только тут больной понял, что руку отнимать не будут. Через несколько дней этот же человек проезжал в Бродокалмак и когда увидел своего пациента на заборе, погрозил ему кулаком. Это был наш земский врач – Алексей Семёнович Меньшиков.

 

Когда еженедельно пациента с ломаной рукой привозили на перевязку, то он постепенно ознакомился и с другими строениями больницы, конечно, поверхностно и узнал, что в некотором отдалении от главного корпуса было ещё небольшое здание, как он узнал позднее, для заразных больных. Осмотрел он также двор, широкий, с хозяйственными постройками. На дворе было всегда большое движение: то везли бочку с водой, то дрова, то какую-то посуду, то подавали кому-либо из обслуживающего персонала – фельдшеру, оспеннице или акушерке – лошадь для выезда куда-либо. Это было «владение» Алексея Семёновича Меньшикова – место его работы и вместе с тем его детище, дело его жизни: сюда он приехал по окончании Казанского университета, всю жизнь здесь проработал бессменно и переехал отсюда в Камышлов только за тем, чтобы там умереть. Точно никто не знал социального происхождения А. С., а также того, где он учился до университета, но стоило только послушать, как он пел «соловьём залётным» и видеть его в этот момент, чтобы безошибочно определить: «семинарист!» Женат был А. С. на вдове священника – Александре Николаевне Оранской. Весь род Оранских, родственники А. С. по жене, были духовного сословия. Дружбу с кем-либо А. С. водил по этой же линии. Итак, «все дороги ведут в Рим»: А. С. наверняка был семинаристом.[3]

Что значило быть земским врачом в те отдалённые времена: в конце 19 и в начале 20 в[еков]? Прежде всего, где проходили границы района, на обслуживание которого рассчитана была эта больница? Да были ли эти границы? Была больница в Далматове, в 70 верстах от Нижне-Петропавловской; была больница в Каменском заводе в 70 в[ерстах] от неё. Дальше, по направлению к Челябинску был фельдшерский пункт в Бродокалмаке под контролем А. С. в 27 в[ерстах] от Нижне-Петропавловской больницы. Больше больниц не было. Где же проходила граница «владений» А. С.? Кто её определял? По направлению к Каменскому заводу было много татарских деревень.[4] Они, очевидно, тяготели к Нижне-Петропавловской больнице. Так и было: редко, редко, но можно было встречать среди пациентов татар, главным образом – татарок. По направлению к Далматову верх-теченские монашки, в 24-х верстах от этой больницы, относились по принадлежности к ней и были, так сказать, целой организацией, входившей в район Нижне-Петропавловской больницы.

Можно ли сказать, какой же контингент населения входил в обслуживание этой больницей? Едва ли! Нечего говорить о том, кем же должен являться земский врач по специальности? Терапевтом, хирургом, эпидемиологом, дантистом? Сердечником, невропатологом, онкологом, окулистом? Он должен быть всем и … ничем, если подойти к нему с точки зрения узкой специальности. Вопреки известному положению уважаемого Кузьмы Пруткова – «Необъятное не объять» - он должен был объять «необъятное».[5]

Мне пришлось непосредственно соприкасаться с Ал[ексеем] Сем[ёновичем], кроме указанного выше перелома левой руки, по поводу болезни брюшным тифом в 1903 г. Тогда в Тече была эпидемия, а в доме у нас в раз заболели трое: мать, я и прислуга. Прислугу А. С. направил в больницу, а я и мама лежали дома. Был конец июля и начало августа.[6] Моё заболевание было тяжёлым: в течение трёх дней я был без сознания. Ал[ексей] Сем[ёнович] у нас бывал через день. Мне прикладывали лёд к голове, на ночь обтирали раствором уксуса, была строгая диета питания, при приёме пищи давали по рюмке коньяка. Вы́ходили.

В 1908 г. я при поездке за Каму схватил острый бронхит. Кашель был ужасный. Был на приёме у А. С. Как сейчас помню: людей было немного, и больше – женщины. Слушал меня А. С. и так, и этак и предложил лечение кумысом, «иначе – сказал он – может перейти в туберкулёз». Кумыс я пил в течение месяца: начал с бутылки, довёл до полведра и обратно дошёл опять, до бутылки. Утрами при кашле я выбрасывал до полстакана слизистой материи. Кашель остановился, но я почувствовал, что лёгкие мои стали слабее. Итак, по отношению ко мне А. С. являлся и хирургом, и терапевтом, а в детстве лечил ещё и от скарлатины.

[[7]]

Не могу не сопоставить А. С. в врачами настоящего времени. Моя внучка учится в Свердловском мед[ицинском] ин[ститу]-те. Кончила фельдшерскую школу. Сломала руку в том же месте, что и я, но без выхода кости наружу. Сложили ей руку совсем неправильно. Проверяли рентгеном: да, совсем неправильно: кость не срастили, а прирастили. Что делать? Ломать! Мне кость сложил А. С. в 1893 г. в Нижне-Петропавловской больнице; внучке сложили кость в 1956 г. в Свердловске. Раньше о рентгене не было и речи – теперь рентген. Что это? Придирка? Случайно? Нет, непростительно и возмутительно!

В 1904 г. наша семья пользовалась молоком от бешеной коровы. А. С. отправил 8 человек в Пермь за счёт земства.

Достоверно известно, что А. С. глубокими ночами выезжал на противодифтеритные прививки и к роженицам. Главный контингент больных составляли желудочные, что совершенно понятно: во время голода ели лебеду.

В основном, если всё-таки отнести врачебную деятельность А. С. к какому-либо виду специальной медицины, он был терапевт. Он не мог быть, например, хирургом потому, что сама больница не была приспособлена к этому. Что он мог, например, сделать для известного нам кирдинского мужичка Андриана Тимофеевича – богатыря, надорвавшегося на работе? Ясно было, что только хирургическим путём можно было ему оказать помощь, но А. С. бессилен был это сделать, да ещё вопрос – можно ли было делать операцию при том состоянии науки, которое тогда было. Едва ли в больнице были условия для проведения ампутации руки или ноги? Сколько помнится, на такие операции больные направлялись в Шадринск. Передавали, что А. С. удалял зубы, но это же были единичные случаи и простейшие.

В штате больницы были: врач, фельдшер, акушерка, оспенница, Сомнительно, чтобы был отдельный провизор; его функции были соединены с обязанностями фельдшера. Что выполняла и чего добилась больница? С оспой было покончено. Эпидемии брюшного тифа в 1904 г. распространиться не дали, и было ограниченное количество смертей. Борьба с укусами бешеных животных была поставлена не плохо. Случаев эпидемического заболевания скарлатиной и дифтеритом в период деятельности А. С. не было. Случаи малярии были редкими. Можно сказать, что всё это было оттого, что «Бог хранил». Но А. С., во всяком случае, строго следил за тем, чтобы этим болезням не дать ходу.

Положение больницы во многом напоминало положение пожарной станции в селе, которая стояла на страже села от пожара. Так и больница была на страже здоровья, чтобы если появится что-либо опасное, какой-либо очаг, не дать ему распространиться, вовремя его пресечь. Главным врачевателем всей массы больных была природа. Если бы все больные того времени обладали таким же инстинктом самосохранения, как наши современники, которые при малейшем повышении температуры идут в больницу; если бы они нагрянули так в Нижне-Петропавловскую больницу, то они, как волна, снесли бы её в тот ров, около которого она стояла, снесли со всем её медицинским персоналом. Самая номенклатура болезней тогда была проще. Гипертонии не знали. Многое, что теперь называется разными видами гриппа, называли простудой. Затяжная температура – горячка. Универсальным средством лечения была хина. Если «болит горло» - мёд с перцем. Потогонное – малина. При болезни глаз – настой сушёных цветов шиповника. Весь этот арсенал народных лекарств разгружал больницу от посетителей. Этот разговор имеет целью показать, какими различными средствами поддерживалось в те времена здравоохранение, и какое место научная медицина – в лице врача и его помощников занимала в этом деле.

Каждую субботу А. С. выезжал в Бродокалмак на фельдшерский пункт. На него же падало вскрытие трупов по судебной линии.

В лесном участке, который относился к больнице, земство построило деревянный дом с 4-5 комнатами. В нём жили: Ал[ексей] Сем[ёнович], жена его Александра Николаевна и приёмный сын Коля. Редко выезжал куда-либо А. С. по гостям, но 15 июля всегда был непременным гостем теченского протоиерея. Приезжали они с Алекс[андрой] Ник[олаевной] сыграть в преферанс. Протоиерей по отношению к А. С. был исключительно галантным и деликатным. Четыре раза А. С. лечил его от воспаления лёгких, а пятый раз определил Facies Hyppocratica.[8]

На зимние каникулы в гости к А. С. приезжали племянники из Зырянки – студенты Петербургского политехнического ин[ститу]-та – братья Оранские. На этих же каникулах теченская молодёжь объявляла: «Едем маскированными к Алексею Семёновичу…» и две пары лихачей мчали их туда. В Нижне-Петропавловском селе был священник А. Мухин. Его старший сын – Александр в последствие был врачом в Камышлове, а средняя дочь – Надежда – провизором. Не было ли это под влиянием Ал[ексея] Сем[ёновича]? В Казани был профессор по детским болезням – Меньшиков.[9] Предполагали, что это брат А. С.

Когда А. С. праздновал 25-летие[10], было чествование, а верх-теченские его пациентки подарили коня своей выкормки. Тяжёлая работа не прошла даром для А. С. У него отнималась левая половина, но он поправился и продолжал работать. Умер он в Камылове, вскоре по приезде туда.[11] После него, как это часто бывает, врачи часто сменялись. Одно время был врачом Володя Успенский – Владимир Павлович, брат Александра Павловича.

В настоящее время вместо больницы размещён детский дом.[12]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 449-458.

 

[1] В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Она находилась в лесу, вблизи села, от которого её отделял ров, с мостиком внизу его. Ров являлся естественной границей больничной площади с северной стороны» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 5 об.

[2] «На это обстоятельство и указывали слова: «ну, и артист!». (Примеч. автора).

[3] В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний, где автор подошёл более широко к образу земского врача в соответствии с господствовавшей идеологией, он объясняет: «Уже то, что он приехал издалека и в явную глушь, свидетельствовало о том, что в университете он, помимо приобретения знаний, необходимых для врача, получал хорошую моральную установку – служить народу. Нужно отдать справедливость университетам того времени, что, несмотря на полицейский гнёт, в котором они находились, они воспитывали у студентов высокие идеалы служения народу, вопреки официальной политике правительства. Это влияние на студентов шло и непосредственно через профессоров с демократическим мировоззрением и через участие в кружках, в которых распространялись идеи великих философов-демократов Чернышевского и Добролюбова» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 5.

[4] Правильно – башкирских. В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор сообщает, что больница была рассчитана на обслуживание населения очень большого района, значительную часть которого составляли башкиры. (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 6-6 об.).

[5] В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор объясняет: «В своё время земские учреждения, такие как больницы, школы, строительные организации – являлись формами участия общественной инициативы, общественной деятельности в государственных делах. Среди других представителей земских учреждений – земских деятелей, как учителя, архитекторы, землемеры – врачи пользовались особым авторитетом, и наименование «дохтур» было почётным, хотя стало оно таковым далеко не сразу. Врачи в условиях того времени были не только и не столько «лекарями», сколько «просветителями», борцами за культуру среди беспросветного бескультурья и темноты. Им приходилось ещё бороться за признание их профессии, за признание их деятельности народом. Их соперниками выступали разного рода тётки Степаниды, которые от «родимчика» - детской болезни, например, применяли прогревание ребёнка в жарко натопленной печке на лопате, которой садили в печь хлеб; от простуды – «парили» в бане; при вывихах и переломах – «правили»; при кровотечениях – «заговаривали» кровь; соринку из глаз вылизывали языком и пр. Привитие оспы ещё некоторыми, например, старообрядцами, считалось наложением «каиновой печати». Всё это нужно было ещё преодолевать.

То, что на политическом языке называлось «хождение в народ», для врачей являлось их «бытием» и являлось своего рода подвижничеством. В самом деле, поехать на работу в какую-то глушь в собственном значении этого слова, где в одиночестве вступить в борьбу с темнотой и бесчисленными болезнями – не значило ли это – решиться на подвиг» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 2-3.

[6] Там же автор уточняет: «Больница не могла вместить всех больных, так что значительное количество больных находились по домам. … Эпидемия молниеносно распространялась. В эти дни Алексей Семёнович, чередуясь с фельдшером, ходили по домам, обучали уходу за больными, боролись за санитарию, и, в конце концов, всё-таки добились, что смертельных случаев было незначительное количество, а те, которые были, случались по вине самих больных» // Там же. Л. 7-7 об.

[7] В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор указывает: «Алексей Семёнович приехал на Урал в восьмидесятых годах прошлого столетия и всю свою трудовую жизнь провёл в земской больнице Нижне-Петропавловского села б[ывшего] Шадринского у[езда] Пермской губернии. Эта больница была его детищем: им была создана и в своём развитом виде явилась типом земской больницы в лучшем значении этого слова» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 5-5 об.

[8] Facies Hyppocratica – по-латински «Маска Гиппократа», здесь признак предстоящей смерти.

[9] Меньшиков Виктор Константинович (1875-1945) – педиатр, профессор кафедры детских болезней Казанского университета.

[10] Имеется в виду 25-летие служебной деятельности.

[11] В отдельном «Биографическом очерке о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Умер А. С. в Екатеринбурге в 1916 г., будучи пенсионером. Алексей Семёнович пользовался авторитетом не только среди близких к нему людей, но и среди простого населения. Для многих из них он был не просто «дохтуром», но и Алексеем Семёновичем. Так называли его пациенты» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 8.

[12] Отдельный «Биографический очерк о враче Алексее Семёновиче Меньшикове» в «пермской коллекции» воспоминаний автор завершает так: «Алексей Семёнович в своей деятельности отразил тот период состояния врачей того дела в России, когда оно только-только зарождалось. На всём лежала ещё печать примитивности, печать первобытной технической отсталости в способах лечения, но зато у деятелей этого времени у врачей было высокое горение на ниве народной. На служение этому делу, как известно, первоначально пошёл и Антон Павлович Чехов. Алексей Семёнович Меньшиков через всю свою жизнь пронёс это горение на ниве народной и заслужил добрую память у своих потомков. Да будет мир его праху и лёгкой земля!» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 719. Л. 8-8 об.

Очерк является приложением к фотоальбому о жизни и деятельности А. С. Меньшикова, который в семейном фонде Богословских не обнаружен.

В «свердловской коллекции» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии» (Часть I) (1965 г.) имеется очерк «Нижна и её обитатели», в котором, вероятно, также могут находится сведения о земском враче А. С. Меньшикове. (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 378).

 


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика