БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК «ТРОЕ»
О ПРЕПОДАВАТЕЛЯХ ЛАТИНСКОГО ЯЗЫКА
В СВЕРДЛОВСКОМ МЕДИНСТИТУТЕ
П. А. ЛИПИНЕ, В. А. НАУМОВЕ, В. А. ИГНАТЬЕВЕ*

Все трое они были преподавателями латинского языка в Свердловском государственном медицинском институте, причём все трое – старшими преподавателями. Все трое в разное время учились в Камышловском духовном училище и в Пермской духовной семинарии. У всех них были одни и те же учителя, как в духовном училище, так и в семинарии, и поэтому, воспоминания их о юношеских временах во многом были общими, во многом сходными, но в некоторых отношениях и различными в соответствии с их индивидуальными чертами. Различались они также по возрасту с интервалами примерно в пять лет. Всех их на работе объединял один и тот же заведующий кафедрой латинского языка – Иван Нилович Мезенцев. Все же они под руководством И. Н. Мезенцева принимали участие в приёмных экзаменах в институты – медицинский и юридический. У всех трёх у них был один и тот же стиль преподавания: ясность и точность объяснений, требовательность и настойчивость в достижении хороших результатов усвоения предмета. У всех троих была высокая трудоспособность и дисциплина, воспитанные ещё в юношеские годы. Однако, различными путями они пришли в медицинский институт, в разное время оставили его и различная была у них дальнейшая судьба.

Больше всего медицинскому образованию вообще и в том числе медицинскому институту отдал своих сил и при том лучших сил Павел Александрович Липин.

По окончании курса в Казанской духовной академии, П. А. сначала был преподавателем в Екатеринбургском торговом училище. После Великой октябрьской соц[иалистической] революции, с момента организации рабфаков, П. А. был заведующим учебной частью и преподавателем в Свердловском медицинском рабфаке и, можно сказать, на своих плечах вынес большую часть тяжести организации его и руководства его академической стороны. Те, кто знали П. А. в это время, по достоинству оценили его труды. Так, указанный выше И. Н. Мезенцев, дети которого учились на мед[ицинском] рабфаке, называл П. А. кратко: «работяга».

С прекращением существования рабфаков П. А. перешёл на работу преподавателем латинского языка. Здесь с ним и встретился на работе автор этой статьи. П. А. перешёл на работу в медицинский институт с явно подорванным здоровьем. Во время работы на рабфаке ему пришлось жить в общежитии студентов барачного типа, где условия для упорной работы были явно неподходящими. Не лучше они были и после перехода в медицинский ин[ститут]. Его квартира опять-таки была в студенческом общежитии каркасного типа, холодная, с шумными соседями. В нём он жил с женой, которая в это время где-то работала, и сыном Германом, который заканчивал десятилетку. Мальчик увлекался рисованием, учился хорошо, но имел один существенный порок: оглох на одно ухо. В таком положении П. А. застигла война. В августе 1941 г. студенты мед[ицинского] института были направлены на Московский торфяник вблизи Свердловска, а с ними в числе других преподавателей и П. А. На торфяник приходилось ходить пешком, что взад и вперёд составляло примерно десять километров. На торфянике приходилось большую часть времени стоять, ходить приходилось вприскочку, часто бегать под дождём, в результате чего у П. А. обострилась болезнь – геморрой, но он храбрился и дотянул до конца месяца. 20 сентября студенты направлены были на уборку зерновых в Сысертский район, а в числе преподавателей при них был опять-таки П. А., который чувствовал себя явно плохо. Товарищи уговаривали его встать на больничный листок, но он всё отказывался, пока … с ним не случился припадок, после чего его отправили в Свердловск. Между тем состояние питания всё ухудшалось, и он слабел.

В 1942 г. сын его Герман был призван в трудовую армию в Челябинск, и у П. А. ко всему прочему присоединились заботы о нём. П. А. решил переехать в Мотовилихинский завод, где жили родители его жены с расчётом на их помощь, и переехал, но истощение организма его – дистрофия – на столько поразили организм, что он вскоре умер. Он умер, не испытав тяжелого семейного горя, которое его подстерегало и произошло почти в один день с его смертью. Когда смертельный исход уже явно определился, жена П. А. телеграфировала об этом сыну. Как потом выяснилось, он усиленно хлопотал перед своим начальством об отпуске, но, не получив разрешения, самовольно отправился в путь… и потерялся. Потом обнаружилось, что в Свердловск в это же время пришёл поезд с челябинским углем и в одном из вагонов оказался труп молодого человека. Кто был этот юноша, и что с ним случилось – осталось тайной, но по некоторым признакам, установленным следствием и подтвержденным матерью Германа – это был он. Вот какая трагедия произошла у нашего товарища и друга – Павла Александровича Липина: Sit tibi, amice noster, terra levis![1]

На смену П. А. пришёл Владимир Александрович Наумов.

Владимир Александрович был моложе П. А. примерно на пять лет. Он кончил Московский университет и сначала работал в Камышлове, а потом переехал в Свердловск. Он перешёл в медицинский институт из одной десятилетней школы, где он преподавал географию и только что введённый в этой школе в виде опыта латинский язык. В медицинском институте В. А. работал до 1954 г. и одновременно преподавал латинский яз[ык] в медицинском училище. Во время Великой Отечественной войны В. А. потерял двух своих единственных сыновей: одного на фронте, а другого в Ленинграде во время блокады его. Этот его сын начинал учиться в Свердловском мед[ицинском] институте, но, сговорившись с сыном профессора мед[ицинского] ин[ститу]-та Чаклина, перевёлся в Ленинградский мед[ицинский] ин[ститу]-т, причём во время блокады Чаклину как сыну профессора удалось эвакуироваться из Ленинграда, а он остался и погиб. Естественно, что такое горе потрясло родителей. В. А. стал терять способность передвижения вследствие ослабления деятельности мышц ног. Процесс развивался постепенно и ни больничное, ни курортное лечение не дали положительного результата, и пришлось оставить работу. В настоящее время В. А. потерял всякую способность пользоваться ногами.[2] Sic transit gloria mindi![3]

Третьим их этих «троих» был автор сего – Василий Алексеевич Игнатьев. Он был старше Липина примерно на пять лет, а Наумова – примерно на десять лет. Естественно, что и curriculum vitae[4] его было разнообразнее и сложнее.

В медицинский ин[ститу]-т он пришёл с курсов мастеров соц[иалистического] труда на ВИЗе в 1938 г. К этому времени стаж педагогической работы его подходил к 25-ти годам. Он окончил Казанскую духовную академию в 1913 г. по разделу словесных наук. В течение двадцати пяти лет он работал в самых разнообразных типах учебных заведений: в реальном училище в Бугуруслане б[ывшей] Самарской губ[ернии]; в мужских гимназиях и семинарии в Перми; в духовном училище, женской гимназии, коммерческом училище и школе II ст[упени] в Слуцке б[ывшей] Минской губ[ернии]; в ФЗУ, на технических рабочих курсах на ВИЗе; в Вечернем комвузе ВИЗа и филиале рабфака мастеров соц[иалистического] труда. В основном в течение этого времени В. А. был преподавателем русского языка и литературы, но в течение примерно трёх лет преподавал латинский яз[ык]: в Пермской мужской гимназии Циммерман (1 г.), в Слуцкой женской гимназии (1 г.) и Слуцком дух[овном] училище примерно год. В Слуцке два года работал старшим счетоводом Центробелсоюза, а в Свердловске в 1943 г. в течение полугода чернорабочим и десятником на складе топлива на ВИЗе (sic!). Ох, и живуче семинарское племя! Так диктовали условия бытия.

Латинский язык в Свердловских высших уч[ебных] заведениях в общей сложности преподавал около 18 лет, а именно: в медицинском институте с перерывами – 10 лет, в юридическом институте – 4 года, в институте иностранных языков – 4 года. По совместительству преподавал лат[инский] яз[ык]: в сельско-хозяйственном ин[ститу]-те на вет[еринарном]фак[ультет]е – 3 г. и педагогическом ин[ститу]-те – 1 год. Из всех этих институтов серьёзнее всего латинский язык проходился в юридическом ин[ститу]-те, потому что там он поставлен был конкретно на обслуживание «Римского права», а это было хорошим аргументом для студентов для убеждения их в необходимости изучения языка. Да и сам профессор «Римского права» ревниво следил за усвоением студентами латинского языка.[5] А вот в институте иностранных языков преподаватели их всё-таки никак не хотели наладить опору в латинском языке: а хотели, чтобы для них это делали латинисты при 80 или 100 часах, отведённых на латинский язык, а они почивали на лаврах. Что касается медицинского ин[ститу]-та и ветеринарного факультета, то в них собственно изучался не латинский язык, а медицинская латынь. В пед[агогическом] институте латинский язык был введён по предложению проф[ессора] А. П. Георгиевского, А. В. Затопляева (б[ывшие] cеминаристы) с целью расширения филологического горизонта студентов, и всё было основано на пропаганде необходимости изучения языка, но реакция на пропаганду была всякая: кто-то внимал голосу пропагандистов, а для кое-кого она (пропаганда) была «гласом вопиющего в пустыне»; у таковых явно на лице было написано в адрес преподавателя: «милый ты человек и, как видно, патриот лат[инского] языка, но и мы тоже, милые люди, и нельзя ли было бы обойтись и без него» (sic!).

По приобретенной в семинарии и академии привычке писать сочинения В. А. принимал участие в журнале «Профтехническое образование на Урале», который, правда, недолго существовал. Во время работы в медицинском ин[ститу]-те им были написаны работы типа рефератов:

1) Преподавание латинского яз[ыка] для изучающих немецкий язык.

2) Явления полисемантизма в латинском яз[ыке] и их закономерности.

3) Лингвистические ответы римских историков-грамматиков и значение их для изучения истории и лексики латинского языка.

Во время работы в юридическом институте:

1) Лингвистические опыты римских юристов-классиков и значение их для изучения истории и лексики латинского языка.

2) Римская семья в произведениях римских юристов-классиков.

Во время работы в институте иностранных яз[ыков] делал на кафедре доклад на тему: «О лингвистических трудах Секста Помпония Феста, Марка Теренция Варрона и Иония Марцелла».

Скоро будет уже четыре года, когда В. А. на пенсии. За это время он вторично отредактировал свои вышеуказанные рефераты и передал их своим преемникам-преподавателям лат[инского] яз[ыка]: в медицинском институте (их теперь три девицы, из которых одна из его учениц в ин[ститу]-те иностранных языков) в напутствие и руководство в жизни»!

Dixi et animam levavi![6]

Теперь, если подвести баланс той работе, которую провели в Свердловске в области преподавания латинского языка в высших учебных заведениях трое бывших учеников Пермской дух[овной] семинарии – Липин П. А., Наумов В. А. и Игнатьев В. А., то нужно сказать, что они в течение одного, а Игнатьев почти двух десятилетий обслужили потребность в преподавателях-классиках г. Свердловска на 60-70 процентов. Отмечая их заслугу, нельзя не вспомнить и не помянуть добрым словом тех, кто учил их латинскому языку, а именно: в Камышловском дух[овном] училище, главным образом, – Ивана Кузьмича Сахарова, а в Пермской дух[овной] семинарии – Ивана Ермиловича Губкинского. Теперь, очевидно, нужно им сказать: «Sit vobis, magistri nostri, terra levis!»[7]

11/X.[1960] 9 ч. вр[емя] св[ердловское]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 720. Л. 1-8.

*В «свердловской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.