Отдельные замечательные явления и события в жизни бурсы

 

I. Художники-бурсаки и их художественная деятельность

 

В сентябре 1897 г. мы, только что зачисленные в Камышловское дух[овное] училище ученики, готовились праздновать первый раз наш училищный престольный праздник – «Сергиев день» - 25-го сентября. От старших учеников мы слышали, что праздник этот всегда проходит торжественно, с большой художественной подготовкой. Когда мы за три дня до праздника проходили на обед в столовую, то в вестибюле, у дверной швейцарской комнаты заметили большую кучу дерябы, ползучей боровой травы, употребляемой для декоративных целей. В коридоре пахло ароматом бора, и воспоминания сейчас же перенесли меня в Течу, в наш бор у «штатского» места.

После обеда, как обычно, мы устремились играть на двор, но у кучи дерябы трое остались и что-то расспрашивали у швейцара. Возвращаясь со двора на чай, мы увидели, что куча уже значительно уменьшилась, а около неё были сложены гирлянды. Для нас это событие было первым знакомством с нашими художниками, а для них, очевидно, началом художественной деятельности. Казалось бы, какие возможности для приложения художественного таланта могла дать бурса со своими казарменными условиями бытия, но человек, у которого была тяга к художественной деятельности, сумел найти точку приложения своему таланту. Среди этих троих был ученик нашего класса Александр Борчанинов, невзрачный, чуть-чуть подслеповатый мальчик, но сразу можно было заметить, что он среди других был на положении «прораба».

Накануне праздника, перед всенощной все гирлянды были развешаны на входной двери в церковь, на иконах у клиросов и иконостасе. К ним были прикреплены цветы из бумаги самых разнообразных цветов. Это был, как потом оказалось, первый дебют нашего художника-декоратора Александра Борчанинова.

После праздника потянулись однообразные, серые, тягучие дни бурсацкого учения. Бурса на самом деле представляла мало повода для деятельности художников, но недели за две до отпуска на рождественские каникулы по рукам бурсаков стали ходить картинки со словом «отпуск». Несмотря на однообразную тему – «отпуск», - это были на самом деле картинки, полные изобретательности, своеобразного вкуса, как теперь часто говорят, почерка. Буквы слова в них были изображены с самыми причудливыми украшениями и в различных стилях: то в строгом стиле славянских букв, то в стиле романского шрифта. Самым же главным были украшения при слове в виде самых разнообразных существующих в природе и не существующих цветов.

В этих картинках была лирика чувств: бурсакам хотелось как можно скорее отвлечься от бурсы, и эти опыты были самыми массовыми: каждому бурсаку хотелось по-своему выразить своё настроение в ожидании каникул.

Самым продолжительным периодом увлечения художественным творчеством на бурсе были последние три недели Великого поста перед Пасхой. В эти три недели шла горячая подготовка к празднику как теми, кто собирался поехать на Пасху домой, но особенно теми, кто оставался в училище и кому хотелось блеснуть своим талантом в декоративном искусстве.

Купчиха Чемезова, у которой магазин имел специальное направление по продаже игрушек, различных украшений ёлок и пр. и у которой сын учился на бурсе (он умер [в] 1900 г.), знала, что бурсакам для подготовки к Пасхе потребуется, и заготовляла к этому времени картон, цветную бумагу, клей и пр.[1] Особенно много шло на украшения цветной бумаги, из которой бурсаки делали вазы самых причудливых форм и расцветок, фонариков, шаров и пр. В дни подготовки к Пасхе Александр Борчанинов и Ко не выходили после обеда играть на двор. В нижнем этаже здания отведена была угловая комната под мастерскую, где стоял верстак, фуганок и полный комплект для работ деревообделочных. Мастерская эта была оборудована для учеников администрацией после того, как она (администрация) убедилась, что среди учеников есть любители деревообделочного мастерства и особенно в целях подготовки украшений к Пасхе. Здесь готовились разные подставочки к фонарикам, рамки для вензелей и грандиозное сооружение для фонтана. Здесь же рисовали, клеили, готовили вазочки, фонарики простые и вертящиеся, гирлянды из пихты и цветной бумаги. Всё это до поры до времени оставалось в секрете. Но вот наступила страстная суббота, и из мастерской потекли рекой самые разнообразные украшения. Александр Борчанинов весь в порыве, как незабвенный Фигаро: «то там, то здесь». Не отстаёт от него Гриша Козельский и пр. И вот пасхальная утреня. Бурса – нет это сказка из Шахерезады. На мраморной лестнице ёлки, на стаях гирлянды, фонарики простые и вертящиеся, вазочки, вензеля с изображением «Воскресения» и словами «Христос воскресе». Дверь в церковь, иконы, иконостас в цветах. По коридору на стенах вертящиеся фонарики. В верхнем коридоре у окна, что около четвёртого класса, громадная картина «воскресения», освещенная сзади и он, мечта Александра, - фонтан!

Если бы вы видели его в это пасхальное торжество! Он весь сиял, обозревая свои «владения». Да, он был счастлив! Таким бывает художник, когда он завершит свою работу и любовно обозревает её в законченном виде. А около него был Гриша Козельский и другие сподвижники его трудов.

История сохранила сведения о том, что когда Александр Борчанинов учился в Пермской дух[овной] семинарии, то там он блеснул ещё в большей степени своим талантом художника-декоратора и воспитал целую группу своих последователей.[2]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 91-96.

 

II. Проводы Петра Николаевича Лаврова на новую работу в 1899 г.

 

Это событие было, вероятно, самым ярким показателем того, насколько бурсаки конца девятнадцатого столетия в своём духовном росте далеко ушли от бурсаков времён «Очерков бурсы». Речь идёт о событии, которое произошло в Камышловском духовном училище.

Пётр Николаевич Лавров в течение ряда лет (…) работал инспектором нашего училища. Низкого роста, худощавый до того, что на шее у него ясно проглядывали все артерии, а шея была такой тонкой, что естественно возникал вопрос о том, на чём только у него держится голова. Он имел удивительные глаза – большие, и взгляд у него был острым, пронизывающим, от которого, казалось, никуда не скроешься. Ходил он обычно во френче. У него было удивительное чутьё на различные происшествия в школьной жизни. Начнут бывало бурсаки какую-либо шалость, возню и предпримут какие-либо предосторожности от всевидящего ока инспектора, проверят и убедятся, что его близко нет, и только войдут в «раж» - он тут как тут. Он никогда не возвышал голоса, не волновался и только «сверлил» своими пронизывающими глазами. Он редко прибегал к каким-либо наказаниям и, несмотря на это и на то, что внешний вид его был далеко не импозантным, внушающим страх, он был грозой для бурсаков. С этой стороны его знали даже и извечные враги бурсаков – «городчики».

Жил Пётр Николаевич в отдельном доме на одном дворе с бурсой, и поэтому от всевидящего ока бурсаков не были скрытыми некоторые детали его личной жизни. Было известно, например, что в его семье было несчастье с одной девочкой, его дочерью: она с детства не ходила. У всех на глазах было увлечение Петра Николаевским конскими гонками. Часто было видно, как он выезжал со двора на серо-яблочном жеребёнке, лет трёх-четырёх, которого он, очевидно, тренировал в рысистом беге. Он выезжал как настоящий наездник-профессионал: на беговых дрожках, в спец-костюме и с окулярами на глазах. Ученики это видели и добродушно замечали: «Петрусь поехал на бега». Нужно сказать, что это, а именно то, что он являлся взору бурсаков не в виде инспектора, как обычно, а в виде человека вообще, частного лица импонировало им: так глаз отдыхает, когда какой-либо предмет «намозолит глаза» своим обыденным видом и вдруг предстанет в новом виде. Увлечение конским рысистым бегом в качестве наездника – это уже спорт, и, может быть, поэтому среди бурсаков шла молва, что Пётр Николаевич конькобежец-виртуоз, и что кто-то видел его на нашей катушке на коньках выделывающим самые рискованные salto mortale. Ловкость его якобы была замечена и в упражнениях на приборе параллельных брусьев, что стоял на дворе бурсы. Ловкость это было то качество, которое бурсаки в качестве составного элемента вносили в свой идеал «отчаянного» человека.

Таким образом, у бурсаков было очень сложное психологическое отношение к Петру Николаевичу, но главным, конечно, он был для них инспектором, причём – строгим, требовательным, а кому и когда из молодёжи в пору переломного возраста 14-15 лет требовательный человек, да ещё воспитатель, был «другом». Так было и в данном случае по пословице: «хлеб, соль вместе, а табачок врозь». Бурсак в уме держал: Пётр Николаевич – спортсмен, и это мне нравится, но он же и инспектор для меня, а это мне совсем не нравится».

Пётр Николаевич уходил из училища на работу инспектором народных училищ, и об этом скоро узнали наши бурсаки. Как бы в этом случае поступил «тессараконта», герой «Очерков бурсы» Н. Г. Помяловского? В соответствии со своей прямолинейной и однобокой логикой он усмотрел бы в этом только смену служебных лиц, враждебных ему, и сказал: «дорога скатертью», а то в напутствие подставил «ножку».

То, что стало творится на нашей бурсе, после того как ученики узнали об уходе Петра Николаевича, трудно было бы понять с точки зрения «тессараконты», потому что началось настоящее паломничество в квартиру его то с памятными подарками, по-детски наивными, вроде какой-либо статуэтки писателя, то с посланиями столь же наивными с просьбой оставить на память карточку. Бурсаки наши усмотрели в Петре Николаевиче не только инспектора, но и человека. Это именно и было принципиально новым явлением в характере бурсака: способность к диалектическому мышлению, если можно так выразиться. Это была уже дистанция большого размера, по которой можно было судить, как бурсак [1]900-х годов был далёк от бурсака [18]50-[18]60 гг.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 96 об.-99 об.

 

III. Хор наших бурсаков

 

Нам казалось привычным явлением слушать наш хор и просто не вдумываться, что же он обозначает для нашей бурсы. Когда появились скрипки, то это вызвало целую сенсацию: вот де-скать до чего мы дожили, а хор казался явлением обыденным, незаметным, а на самом деле им по заслугам бурсаки должны были гордиться, потому что у него была высокая культура, и тот, кому посчастливилось попадать в него, получал значительную добавку к тому, что ему давало училище.

Конечно, нужно признать очень условным наличие в хоре настоящих своих теноров и басов: этому не соответствовал возраст учеников – 14-15 лет, но среди них попадались и великовозрастные юноши. Так, настоящим басом в хоре когда-то был Анфиноген Накаряков. Среди учеников были обладатели прекрасных голосов, например: Иван Переберин, Вася Лирман, Сергей Филиппов, Шеломенцев, Коровин и др. Из среды камышловских бурсаков вышли такие певцы, как братья Медведевы – Иван и Еварест, Топорков Пётр и др. Все они отличались высокой культурой исполнения. Например, Филиппов Сергей в таких произведениях для пения как «Архангельский глас», «Да исправится [молитва моя]» показал блестящий альт – ажурное звучание голоса, отменную чистоту звука. Как солист дискант прославился Шеломенцев.

Хор исполнял произведения знаменитых композиторов того времени. Из музыкальных творений протоиерея Турчанинова исполнялись песнопения Страстной седмицы – «Вечери Твоея тайныя», «Чертог Твой» и др. Исполнялись многие песнопения из композиций Бортнянского: «Херувимские» (3), «Да исправится молитва моя» (три номера) и др. «Хвалите имя Господне» Дегтярёва исполнялось в самых торжественных случаях. Исполнялись произведения Ломакина[3], Металлова, Аллеманова, Виноградова, Луппова.

Из концертных вещей исполнялись: «Утоли болезни» иеромонаха Виктора[4], «Крест хранитель всея вселенныя», «Богородице прилежно», пасхальный концерт «Дневь Владыка твари» и на Троицу «Преславный днесь». Исключительно художественно исполнялась стихира при выносе креста «Приидите вернии».

Коронной вещь было исполнение «Покаяния» Веделя, «На реках Вавилонских».

Нужно отметить, что в хоре быстро появлялись всякие новинки, как, например: Аллеманова «Благослови[,] душе [моя, Господа]», рождественский канон, Ставровского «Пение по гласам» и пр. Это всё является большой заслугой учителя пения Михаила Михайловича Щеглова.

Можно с уверенностью сказать, что хор камышловских «духовников» был на более высоком уровне, чем в других духовных училищах Пермской губернии. Свидетельством этому являлось то, что камышловские «духовники» всегда играли главную роль в хоре пермских семинаристов.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 100-100 об., 105-105 об.

 

IV. В часы «перемирия», или единение вождей и масс

 

Как приятно видеть человека, который снял мундир, или маску и остался только человеком в своём непосредственном естестве. Как приятно сознавать, что бой кончился, что, наконец, никто тебе не угрожает, ни ты никому не угрожаешь, что отброшены злость и можно открыто и с добротой посмотреть на другого человека с уверенностью, что и он тебе на это ответит тем же.

Вот такое именно настроение бывало у нас, камышловских бурсаков, когда мы отправлялись весной во время экзаменов со своими учителями in corpore[5] на прогулку в камышловскую Бамбуковку. Нет! Это надо видеть, чтобы убедиться в полном перемирии между враждующими лагерями. О, если бы был среди нас Беликов![6] Он убедился бы, что даже коллега его Пётр Васильевич Хавский был среди нас и не боялся, «как бы чего не вышло».

Мы шли рядами, за нами шли наши учителя, не в «казённых» сюртуках, а в чесучовых визитках. Кортеж замыкала телега с бочонком кваса. И вот мы в Бамбуковке на лоне природы, среди зелени и цветов. Игры, беготня, крики, шалости. О, если бы это видел Беликов! Может быть, он вышел из своего футляра, и жизнь его пошла по другому руслу.

По-разному учителя шли на сближение с бурсаками: Василий Захарович Присёлков играл с ними в лапту, Иван Кузьмич Сахаров организовал соревнование в беге за апельсин, другие учителя мирно беседовали с бурсаками и, даже, на лице Петра Васильевича Хавского видна была добродушная улыбка. Нет! Этого никогда не забыть!

Что не говорите, «бурса» отступала. Она ещё гримасничала и кривлялась, но «детина непобедимой злобы» уходил со сцены. «Тессараконты» уже не было в числе наших бурсаков на пикнике с учителями.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 106-107.

 

V. Эпилог

 

Когда последовала кончина Камышловского духовного училища, оно не было уже «бурсой», какой она показана Н. Г. Помяловским.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 107.

 

Далее: Ляпустины (к истории Камышловского дух[овного] уч[илища] 289

 

[1] В «Очерках по истории Камышловского духовного училища» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Покупалась селитра и другие составы для бенгальских огней, составлялись рецепты на зелёный огонь, на оранжевый и т. д. Разрабатывалась целая наука пиротехники. Всё это надо было заготовить и отвезти домой на Пасху» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 709. Л. 19.

[2] См. очерк «Александр Борчанинов» в Части III. Пермская духовная семинария начала XX века.

[3] Ломакин Гавриил Якимович (1812-1885) – русский хоровой дирижёр и музыкальный деятель.

[4] Виктор (Высоцкий) (1795?-1871) – иеромонах, духовный композитор.

[5] in corpore – по-латински в полном составе, вместе.

[6] Персонаж рассказа А. П. Чехова «Человек в футляре».

 


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика