РАССКАЗ «ГИБЕЛЬ ФИНГАЛА» (ИЗ ЖИЗНИ ОДНОЙ СОБАКИ)*

 

Произошло это событие более шестидесяти лет тому назад. Из-за такой давности его, о нём, может быть, и не следовало бы вспоминать, если бы оно не имело некоторого отзвука в настоящем, не перекликалось бы с ним. Прошлое и настоящее, как говорит нам опыт, отгорожены друг от друга непроходимой стеной, причём прошлое чаще всего бытует в настоящем в виде пережитков отрицательного свойства, но оно же сохраняет иногда и в положительном отношении в виде традиции, полезной для настоящего. Рассказ о гибели Фингала относится к прошлому второго типа.

Мне рассказал об этом событии мой дедушка. «Я учился тогда – так начал он свой рассказ, - в одном училище закрытого типа, среди широких кругов населения такие училища чаще всего называли «бурсами», а учеников в них – «бурсами». Оба эти названия – «бурса» и «бурсак» имели некоторый унизительный оттенок, обидный для тех и кому, они относились. В то время широкой популярностью среди читающей публики пользовалось произведение Н. Г. Помяловского «Очерки бурсы», и все, читавшие это произведение, «бурсу» и «бурсаков» представляли так и такими, какими они изображены в «Очерках». На самом же деле – так подчеркнул мой дедушка, «бурса» конца девятнадцатого века была уже во многом другой, какой она изображены Н. Г. Помяловским. Если «бурсаки» нашего времени» - так выразился дедушка – в 1902 г. в стенах своего училища осуществили постановку отрывков комедии Фонвизина «Недоросль»; если в том же году они отмечали пятидесятилетие со дня смерти Н. В. Гоголя и тысячелетия изобретения «Кириллицы» и исполняли гимны в честь этих юбилеев, то это уже показывало, как далеко ушла вперед «бурса» начала нового века от старой «бурсы» времен Н. Г. Помяловского. Но «родимые пятна» старой бурсы, конечно, еще оставались. Вот здесь, на бурсе – продолжал свой рассказ дедушка – и произошло наше знакомство с Фингалом.

Фингал – рыжий пёс, помесь пуделя и дворняжки был уже стар. Уже налицо были признаки его дряхлости: слезящиеся глаза, поредевшая на спине шерсть, вялые движения. Деревенские мальчишки, дружившие дома, в деревне, со своими Серками, Кудрями, Цыганами, мы – говорил дедушка – уже умели определять возраст этих «друзей человека», по крайней мере, умели отличить старого пса от молодого. Вместе с этим мы по опыту знали, как эти «друзья человека» привязывались к нему на всю свою жизнь, до своей старости, и это внушало нам, детям, безотчётно, в силу какого-то инстинкта, не то уважение, не то жалось к нашему новому, но дряхлому знакомцу. Привыкнув, однако, к деревенским дворняжкам, «шавкам», как их любовно называли – различным по окраске шерсти: то пёстрым, то серым, то чёрным; разной величины, часто покрытым грязью, перьями и пухом, всегда беспокойным, готовым по малейшему поводу и без него залиться звонким лаем и ринуться на любого врага их хозяина, мы отмечали у Фингала его «барскую» породу, какою-то его степенность, сдержанность в отношении к нам: де-скать не путайте меня со своими «шавками». Самый внешний вид его, свидетельствующий о принадлежности его к определённой, хотя и не чистой, породе побуждал нас отличать его от наших деревенских друзей. Кто из нас деревенских мальчишек не привык с детства читать в их глазах «дай хлеба», если он вкушает его на глазах у какого-либо Кудри, или «ну, возьми меня с собой», если он собирался пойти купаться или поехать в поле. У Фингала, в его глазах, мы не читали таких мыслей: он был иначе воспитан. Мы не знали его прошлого, не знали даже точно – «чей он», где он живёт, где спит, кто его кормит, т. е. всего того, что в деревенских условиях является самым важным для знакомства со всяким живым существом и что являлось как-бы не писаным паспортом его.

Сфера деятельности Фингала, т. е. площадь доверенного его дозору пространства, наблюдения за сохранностью находящейся на нём собственности была очень большая: в неё входил большой двор, непосредственно прилегающий к главному корпусу училища, и второй двор, отделённый стеной от первого, где был дом с квартирами обслуживающего училище персонала. Впрочем, едва ли можно к обязанностям Фингала относить попечение об имуществе на таком большом пространстве: всем было ясно, что только чисто формально можно было отнести его к сторожевым псам. Так и мы, продолжал свой рассказ дедушка – смотрели на Фингала как на какой-то ненужный придаток к «бурсе» и её владениям. При этом он казался нам существом, как-то символизирующим нашу «бурсу», её однообразную, застойную жизнь, далёкую от «живой» жизни, которая была у нас там дома, в деревне. Он появлялся среди нас, и было видно, что ему нравится быть в нашем обществе. Он подходил то к одному, то к другому из нас, и было похоже на то, что он просил, чтобы его приласкали, чтобы поняли, что он одинок, но между ним и нами было какое-то неуловимое, не осознанное нами средостение, не было той непосредственности, которая всегда возникала, когда мы соприкасались с нашими деревенскими «шавками». «Ты противостоишь нам как принадлежность «бурсы», как одна её часть, и это разделяет нас» - такая мысль где-то была глубоко скрыта в наших душах и отделяла нас тогда от Фингала. Было ещё одно обстоятельство, которое содействовало этому и вытекало из условий жизни на «бурсе». Среди «бурсаков» имела хождение легенда о том, что когда-то в подвале здания «бурсы» работали фальшивомонетчики, а подвал охранял Цербер в виде Фингала. Самое название Фингал, не привычное для них, как и название Цербера, уводило их мысль в мир этой легенды, что в общей сложности и определяло их сдержанное, лишённое некоторой интимности, отношение их к Фингалу. Но вот произошло событие, которое в корне изменило взгляд «бурсаков» на Фингала и отношение к нему.

С весеннего Николы, как называли праздник в честь святого Николая-чудотворца (праздновался 9-го мая по старому стилю) на «бурсе» - продолжал дедушка свой рассказ, - начиналась горячая «страда» - экзамены, пора усиленной зубрёжки, до умопомрачения. По злой иронии судьбы, это же время было тем периодом учения, когда ученики свободны были от обязательного посещения уроков и присутствовать в классах, и они больше проводили его (время) на воздухе. Только бы наслаждаться в эту пору дарами весны – солнцем, воздухом, всё больше и больше появляющейся зеленью, но экзамены, как Дамоклов меч, висели над головой и отравляли весеннее настроение. «Бурсаки» растекались по обширному двору училища в поисках укромных уголков, где бы можно было, отгородившись от всего, предаться неизбежной зубрёжке. На дворе под большим навесом в несколько рядов, высоких и длинных, стояли поленницы дров. Эти поленницы в дни экзаменов превращались в катакомбы: в них устраивались ниши, и все поленницы приобретали вид пещер. Сюда-то искатели уединения в эти горячие дни и забирались, как в улей. По жужжанию, подобному шмелиному, которое разносилось здесь отовсюду, можно было определить, по какому предмету в тот или иной промежуток времени «бурсаки» готовились к экзамену. В это же время чаще, чем осенью или зимой, среди «бурсаков» бывал и Фингал. Весна для всех весна: и для людей, и для животных. Фингал в это время заметно оживал, и когда «бурсаки» поздно вечером, перед сном, стряхнув с себя все заботы об экзаменах, бегали по двору и ловили майских жуков, тучами летавших над только что посаженными тополями, и он суетился среди них, принимал участие в общем движении. Получалось такое единение с нашим другом, которое напоминало наши деревенские игры с какой-либо «шавкой», и, что говорить, отношение «бурсаков» в этот момент к Фингалу становилось более интимным, сердечным.

Но в такой именно момент дружбы «бурсаков» с Фингалом, - с грустной ноткой в голосе сказал дедушка, - с ним и разыгралась роковая трагедия, вернее пока что только начало её, а именно: в один солнечный день Фингал не появился среди «бурсаков» в означенное время, а скоро они увидели, как через главный двор «Бурсы» продвигалась деревенская телега, а сзади неё, сильно сопротивляясь и стремясь порвать верёвку, которой был привязан к телеге, мотался в разные стороны наш несчастный Фингал. Бросились было спасать его, но … телега уже была за воротами, и … Фингал скрылся с глаз.

Людям свойственно всегда выискивать какие-либо соображения для своего утешения. Так было и в данном случае и с опечаленными «бурсаками»: хотя было ясно, что с Фингалом затевают сделать что-то недоброе, но они (бурсаки) никак не хотели смириться с мыслью о том, что Фингалу пришёл «смертный час». И строили для успокоения себя различные утешительные предположения: то говорили, что его отправляли на дачу смотрителя училища, то говорили. Что его отдали какому-то доброму мужичку, и де-скать там ему будет житьё даже лучше, чем на «бурсе». Всем этим благодушным догадкам положил конец один из сторожей «бурсы», сказав «бурсакам» без всяких обиняков, что Фингала отдали мужичку в деревню. Чтобы он удавил его, так как боялись, что он в старости может сбеситься.

Всё стало ясно! И теперь только «бурсаки» почувствовали, как дорог был им Фингал, и поняли, что на «бурсе», где в течение десяти месяцев они были оторваны от деревни и вообще от окружающего их высшего мира. Он связывал их с той богатой впечатлениями жизнью, которой они жили там, в деревне, в общении со своими друзьями, в том числе и с друзьями из животного мира. Они поняли, что то, что угнетало их здесь, на «бурсе», состояло, между прочим и в том, что они лишены были здесь общения и со своими лошадками Бурками. Которых они водили в деревне купать, и с бурёнками, которых вечером встречали. И с Серками и Кудрями, с которыми они ездили в поле, которые нетерпеливо ждали, когда же, наконец, запрягут лошадь в телегу, и они, с визгом и радостным лаем кружась около неё, в облаке пыли помчатся за ней, временами ныряя в высокую траву или в курс в поисках какой-либо «живности». И именно теперь, когда так случилось с Фингалом, такие картины настойчиво рисовали им их возбуждённая фантазия.

И какова же была их радость, когда через день вдруг примчался к ним Фингал. Весь грязный, голодный и с обрывком верёвки на шее. Весь «бурсацкий» люд сбежался со всего двора, повыскакивали из своих «пещер» «затворники». Поднялся шум, понеслись крики: «Фингал прибежал», «Фингалушка милый!» Размякли «бурсацкие» сердца. И эти «детины непобедимой злобы» превратились в сентиментально воспитанных детей: они заглядывали в глаза Фингала и им казалось, что он жаловался им на своих обидчиков; им казалось, что он просил у них защиты от своих «ворогов»; они старались очистить его от грязи, гладили его; они рылись в своих карманах в поисках чего-либо съестного, что приготовили себе, чтобы перекусить среди зубрёжки и, если находили, то старались отдать это Фингалу. Это было картина, достойная кисти художника, которую следовало бы озаглавить: «Возвращение из ссылки Фингала».

Фингала спасали: его держали и прятали в одной из «пещер» в дровах; если приносили самые лакомые куски из скромного «бурсацкого» рациона; около него дежурили и, когда он старался вырваться на свободу, его уговаривали, что ему нельзя показываться своим хозяевам, но разве можно было его удержать. И его «вороги» - те, что замыслили его «сгубить» - конечно, знали, где его спасают, но пока что оставили его в покое: то ли некому было отдать его для удавления, то ли решили пока не будоражить вновь «бурсаков» (и на «бурсе» иногда руководствовались гуманными мотивами), но до конца экзаменов Фингал оставался с «бурсаками».[1]

С грустным предчувствием мы – сказал дедушка, - прощались с Фингалом, уезжая на каникулы, и это предчувствие нас не обмануло: вернувшись на «бурсу» осенью, мы не нашли Фингала, - заключил он свой рассказ о гибели Фингала.

По привычке, столь свойственной старикам, мой дедушка не остановился только на рассказе об этом событии, а сопроводил его сентенцией, поучением к нему. Он сказал: «Вся эта печальная история с Фингалом произошла ещё тогда, когда мы не читали ни «Каштанки» А. П. Чехова, ни «Белого пуделя» А. И. Куприна да, что говорить, многие из нас, вероятно, не читали даже «Муму» И. С. Тургенева. («Бурсакам» из училищной библиотеки главным образом выдавались книги о путешествиях и войнах). Но когда позднее мы читали эти произведения, указанные выше – подчеркнул дедушка, - то мы вспоминали и историю с нашим Фингалом. Русские писатели – продолжал свою речь о литературных произведениях дедушка, - не раз любовно описывали в своих сочинениях различных представителей животного мира. В них они изобразили и счастливую и печальную судьбу их. Встречали мы в них и гордого толстовского Холстомера[2] и жалкого Конягу Салтыкова-Щедрина.[3] Читали и о гибели красавицы Фру-Фру.[4] Жестокое обращение с животными не раз описывал Ф. М. Достоевский. Всем памятна трагедия душевных мучений Коли Красоткина (?) по поводу загубленной им собачки «Трезора» (?), описанные в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

К сожалению – с грустью заметил дедушка, - случаи жестокого обращения с домашними животными наблюдаются и в настоящее время и что печальнее всего со стороны тех людей, для которых это недопустимо, и в такой обстановке, в которой проявление жестокости – преступно. Так, крановщик Верх-Исетского завода … однажды в присутствии своего мальчика и других детей бросил молодого здорового кота в помойку, и когда несчастный постарался выползти из ямы, зверь-человек (иначе нельзя назвать) под дикий крик «сих малых» сбрасывал его обратно в яму. Неудивительно, поэтому, что группа детей из соседнего дома заманила собаку на чердак двухэтажного дома и сбросила её вниз, наслаждаясь муками несчастного животного. Уральский писатель [Б. С.] Рябинин не раз в прессе выступал в защиту животных и птиц – продолжал свою речь дедушка, - причём отмечал в своих статьях случаи неразумного отношения к животным и порочных взглядов на них даже у людей с высоким образованием. В настоящее время – подчеркнул дедушка, - в нашей стране широко организована борьба с этим злом, наследием прошлого». Он указал на то, как И. П. Павлов, широко экспериментируя над собаками в научных целях, призывал к гуманному обращению с подопытными животными, к избеганию при этом всяких ненужных эксцессов. Он говорил, что этого требует от человека его человеческое достоинство. Указал дедушка и на то, что надо помнить о первом космонавте из живых существ – собаке Лайке, принесённой в жертву для науки.

Закончил свой рассказ мой дедушка следующими словами: «Всё это, т. е. всё, что в настоящее время предпринимается в защиту животных, воскресило в моей памяти образ Фингала и историю с ним». Эта история – добавил он, - поучительная, между прочим, и тем, что она свидетельствует о необходимости общения детей с животным миром; что это общение является одним из факторов их морального воспитания. Об этом нужно всегда помнить всем людям, а особенно тем, кому в первую очередь вверена судьба «сих малых».

Со слов своего дедушки записал В. Игнатьев.

3/III 1963 г. 12 ч[асов] 20 минут дня.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 715. Л. 1-9 об.

*Рассказ ведётся от лица дедушки, которым является сам автор. В «свердловской коллекции» воспоминаний: рассказ «Фингал (из детских воспоминаний)», датирован 03.04.1967 г., ведётся от первого лица, в нём автор, в основном, повторяет многие эпизоды жизни и учения в Камышловском духовном училище: детские игры, отношения с преподавателями, атмосферу экзаменов и пр.

 

 

Далее: ПОЕЗДКА В КАМЫШЛОВ И ТИМОХИНО В АВГУСТЕ 1963 ГОДА.. 329

 


[1] В рассказе «Фингал (из детских воспоминаний) в «свердловской коллекции» воспоминаний автора имеется ещё несколько эпизодов: «Случаи общения с ним у нас ещё могли быть, когда нас водили купаться, но нам запрещали брать его с собой. Мы ухитрялись иногда «правдами», а иногда и «неправдами» провести Фингала с собой на купание, то «уломавши» как-нибудь надзирателя, сопровождавшего нас на купание, на то, чтобы обойти запрет, т. е. совершить «преступление», то, воспользовавшись его близорукостью, провести его в толпе, за что нам обычно «попадало». Был один день весной во время экзаменов – день «Троицы», когда нас водили в лес на прогулку…. Мы добились разрешения взять с собой и Фингала. «Старик» был рад этому. В лесу мы всячески старались развлечь его, и он даже побегал с нами. Это было нашим последним «прости» с Фингалом. Мы были довольны, что доставили «старику» это удовольствие и даже засчитали это за искупление своей вины перед ним» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 388. Л. 149-150.

[2] Холстомер – жеребец, герой повести Л. Н. Толстого.

[3] Коняга – конь, герой сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина.

[4] Фру-Фру – лошадь в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина».


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика