Епископ Анастасий [(Александров)] | Бояршинов Виталий Георгиевич

Епископ Анастасий [(Александров)][1]

С ним произошла странная, загадочная для казанцев и так и не разгаданная вполне история. Как это могло случиться, что профессор университета, доктор филологических наук, наконец, отец семейства, оставил всё это и ушёл в монахи? Знали это, конечно, те, кто увлекал его на эту стезю, но для постороннего глаза это было непонятно, если не сказать, дико. Впрочем, в ту пору бурной реакции, которую уготовил Пётр Аркадиевич Столыпин, и когда вызревало течение «смены вех» - всё могло явиться на белый свет, так сказать, законно, в силу известных исторических условий.[2]

Он связал свою судьбу с Казанской дух[овной] академией. Мы, студенты этой академии, в мундире его уже не видали, а сразу, по возвращении с летних каникул в 1911 г., встретились с ним, когда на голове его был клобук, а одет он был в монашеское одеяние. Он был в чине архимандрита и был у нас инспектором. Он был невысокого роста, сухощавый. Голова у него была по отношению к корпусу не пропорционально большой, широкий лоб. Когда он надевал клобук, то голова казалась ещё больше. У него была небольшая бородка и тощие усы. Он не был представительным монахом. Он был очень подвижной, что не гармонировало с его тяжёлым монашеским одеянием. В этом одеянии он казался, как в футляре. У него был жизнерадостный вид. К студентам он относился приветливо. Казалось, что он старался убедить всех, что он вовсе не инспектор и просит и не считать его таковым. Было заметно, что он ещё не привык «править» службу», что у него получается это угловато, а когда нужно было ему петь вместе с другими, то он просто терялся и делал только вид, что он принимает участие в пении.[3] Рассказывали, что когда ему подавали кадило, то он, очевидно, забывался, и у него с языка срывалось что-то вроде «merci». Он старался подчеркнуть, что бдительно относится к своему служебному делу. Так, однажды к нему приходил знакомый по прежней работе ксён[д]з, и об этой встрече он так рассказывал студентам: «Я показал ему нашу церковь, но в алтарь не пустил».[4]

Когда епископ Алексий был назначен в Саратов, то архимандрит Анастасий произведён был в епископы.[5]

Как относились к нему монахи? Они ликовали. Ещё бы, им удалось «заполучить» в свои ряды такую рыбину. Ему было присвоено учёное звание доктора богословия в прибавку к званию доктора филологических наук. Любопытно было наблюдать его в городе, когда он проезжал по нему на паре вороных в открытой пролётке в клобуке и монашеском облачении. Ему встречались многие знакомые, и он то и дело поворачивался то в ту, то в другую сторону и благословлял их. На Грузинской улице он проезжал мимо своего дома. Что он думал при этом?

Когда праздновали в 1912 г. юбилей Ломоносову, было устроено по этому поводу торжественное собрание в актовом зале академии, и он произнёс слово «Певцу на лире вдохновенной». Это «слово» было потом отпечатано в «Трудах Казанской дух[овной] академии» и было единственным свидетельством его участия в этих «Трудах».

Весной 1913 г. ректоры всех четырёх академий были вызваны на приём к Николаю II, и академиям было присвоено название «императорских». С некоторым подобострастием он рассказывал об этой встрече. Между прочим, он говорил, что Николай у каждого из них спрашивал, сколько студентов в каждой академии, и когда один из них назвал неточную цифру, а приблизительную, он заметил, что это произвело на Николая неприятное впечатление и «поэтому я, - так он сказал буквально – когда его величество спросил меня, наугад назвал количество, хотя знал только приблизительно».

Весной того же года в Казань приезжала сестра императрицы Елизавета Фёдоровна, вдова убитого [великого] князя Сергея Александровича, дяди царя. Она посетила академию, и по поводу пребывания её в академии епископ Анастасий служил молебен.[6] Он вёл себя при этом унизительно: когда Елизавета подходила ко кресту и целовала ему руку, он … целовал её руку!! Это была отвратительная картина.[7]

Вскоре епископ Анастасий был переведён в Петербургскую академию. Это было, очевидно, результатом его встречи с [великой] княгиней Елизаветой Фёдоровной.[8]

[[9]]

Будучи монахом, епископ Анастасий, в мире Александр Иванович Александров, не терял связь с университетом. Был момент, когда он заменял ректора университета, и все официальные документы того времени подписывались так: «За директора университета… такой-то». Не терял он связи и со знакомыми по учебному Казанскому округу.

Что же всё-таки случилось с ним? Ответ может быть только один: он был бесхарактерный человек и стал жертвой тонкого шантажа ловких дельцов из монашеского мира, действовавших с чисто иезуитской манерой влияния на слабохарактерных людей.[10]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 31-38.

[1] Анастасий (Александров) (1861-1918) – сын священника Казанской губернии. Кандидат историко-филологических наук Казанского университета 1883 г., магистр сравнительного языковедения Дерптского университета 1886 г. Профессор Казанского университета, декан историко-филологического факультета Казанского университета в 1905-1911 гг. Иеромонах с 1910 г., архимандрит с 1911 г., инспектор Казанской духовной академии в 1911-1912 гг. Профессор кафедры славянских и румынской церквей, затем кафедры церковно-славянского и русского языков и палеографии. В 1912-1913 гг. епископ Чистопольский, второй викарий Казанской епархии и ректор Казанской духовной академии, в 1913-1918 гг. епископ Ямбургский, викарий С.-Петербургской епархии и ректор С.-Петербургской духовной академии. Учёный-славист.

[2] В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Как могло случиться такое обстоятельство? Для ответа на этот вопрос необходимо припомнить некоторые явления общественной жизни в России после революции 1905 г., а именно из жизни русской интеллигенции. Революция 1905 г. и последовавшая за ней реакция были чем-то вроде землетрясения с замирающими последовательно толчками. Это «землетрясение» вызвало «смятение» в умах «многих во Израиле» в том числе и в тех кругах, которые, казалось бы, должны быть более устойчивыми, как, например, в кругах служителей культа. Между тем и здесь «лёд тронулся». К общему соблазну по России разъезжал «снявший рясу» Григорий Спиридонович Петров и читал лекции. Выступал с литературным творчеством некий иеромонах Михаил, который, в самых лирических тонах, например, раскрывал тезис: «будета два вплоть едину». Все поражались, откуда это он знает? Наделал много шуму другой иеромонах, который по окончании православной дух[овной] академии «шатнулся» в «древлее благочестие» - в старообрядчество. На фоне общего смятения умов возникло богоискательство, которому, как известно, отдал дань такой корифей марксизма как А. В. Луна[ча]рский, за что ему крепко «влетело» от В. И. Ленина. На вершине государства – в Петербурге – составился даже кружок из видных «князей церкви» и головки мыслителей-философов, типа известного тогда писателя Мережковского. Там проходили горячие дискуссии, причём «новаторы» в философии выдвинули новый тезис о «граде Божием» в виде триады, в которой вся мировая история представлялась в таком виде: «Ветхий Завет» - это было Царство Бога-Отца, «Новый Завет» - это Царство Бога-сына, и, наконец, наступит третье Царство Бога-Духа Святого, и ему «не будет конца» - рай. Вот насколько было сильным «смятение умов» в то время. Это было в Петербурге, на вершине государства, где было больше «ищущих», «взыскующих града Господня», но они были и в Казани. В кругу их и оказался Александр Иванович Александров. Мы теперь знаем, что когда в 1917 г. последовали ещё более сильные толчки, то подобную метаморфозу совершили и такие мыслители, как [С. Н.] Булгаков и А. И. Введенский. Конечно, у Александра Ивановича к этому добавлялись, может быть, и другие мотивы, вытекающие из эгоистических соображений», но об этом можно только гадать: «чужая душа, - как сказал И. С. Тургенев, - потёмки» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 37 об.-39.

Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) – русский писатель, религиозный философ и общественный деятель.

Булгаков Сергей Николаевич (1871-1944) – русский философ, богослов, священник.

Введенский Александр Иванович (1856-1925) – русский философ, психолог, председатель С.-Петербургского философского общества.

[3] В очерке «Епископ Анастасия» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Но его ни разу не видали поющим за богослужением и, по-видимому, он вообще не умел петь тех церковных песнопений, которые с детства привыкли петь выходцы из духовной среды и которые были и любимой стихией монахов и монашествующих лиц. Его не слыхали произносящим проповедь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39 об.-40.

[4] Там же автор упоминает, что у Анастасия служил келейником поляк и что он сам прекрасно говорил по-польски.

[5] В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вот почему сейчас же после его пострижения в монахи началось головокружительное продвижение его по иерархической лестнице. Не успели студенты академии ещё приглядеться к нему в его штатском виде, как он предстал перед ними в виде архимандрита Анастасия и в должности инспектора академии. Прошло немного времени, и он предстал пред ними уже в сане епископа и в должности ректора академии. То, что обычно проходят люди в таком положении, т. е. от архимандрита до епископа, за десять лет, он перешагнул за год» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 39-39 об.

Там же: «Бросились искать аналогии в русской художественной литературе. Прикинули: может быть, «О[тец] Сергий» Л. Н. Толстого? Но нет: другая обстановка, среда и эпоха. И, наконец, успокоились на том, что признали событие, хотя экстраординарным, но совершившимся и, значит, законным, признанным de facto» // Там же. Л. 58 об.-59.

[6] Великая княгиня Елизавета Фёдоровна прибыла в Казань 19 апреля/2 мая 1913 г.

В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Она была в сопровождении графини Зубовой. Одеты они были в одеяние общины, организованной Е. Ф.» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41.

Имеется в виду Марфо-Мариинская обитель милосердия.

[7] В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора указанный эпизод замазан чёрной краской.

Из письма В. А. Игнатьева И. С. Богословскому от 31 марта 1964 г.: «Дорогой Иван Степанович! В мемуарах, вероятно, есть жестокие места, как, например, об Алексее, Анастасии и пр. Я думаю, что можно стерилизовать, но из ансамбля не выбрасывать. Если у меня есть ошибки – прошу Вас исправить. Всё не нужное изъять и сжечь» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 215. Л. 108-108 об.

[8] В очерке «Епископ Анастасий» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Вскоре епископ Анастасий переведён был на должность ректора Петербургской дух[овной] академии, где и умер от туберкулёза» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 41-41 об.

[9] Там же: «Он читал лекции по истории русского раскола. Читал он явно без «живинки»: толи ему уже в университете «набило оскомину», толи потому, что он считал всё это излишним для студентов академии, и «души» не было. Наконец, второпях при переезде на другое место назначения он не прочитал написанную по его предмету единственную кандидатскую работу, а ведь, потеснивши своё время, мог бы это сделать. Нет! Наука у него была уже в отчуждении» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 40 об.

В очерках «Казанская духовная академия» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Лично у автора сего осталась претензия е епископу: ему он писал кандидатскую работу. А он в спешке переехать на новую работу – ректором Петербургской академии – не счёл нужным прочитать работу, а передоверил чтение её другому лицу – иеромонаху Афанасию, который усмотрел в авторе работу соперника и не смог сделать объективной оценки» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 401. Л. 120.

[10] В очерке «Монахи и «монашествующие» в Казанской духовной академии» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «Может быть, епископ Анастасий был скромнее, чем он показался окружавшим его людям, которые старались угождать ему, питать его честолюбие. Один из студентов Петербургской академии, учившийся в ней во время ректорства еп[ископа] Анастасия вспоминал, что в академию тогда приезжал некий старец-подвижник, перед которым епископ благоговел, почтительно целовал у него руку. Не есть ли это порыв мистика? Во всяком случае, он был оригинальным монахом, чуждым некоторых черт, которые были не у пришедших к сей юдоли со стороны, а так сказать, у доморощенных» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 401. Л. 59-59 об.

Согласно «Православной энциклопедии», краткое ректорство епископа Анастасия, близкого к академической и университетской среде, сопровождалось полезными в учебном и административном отношении новациями и было благожелательно воспринято академической корпорацией и студенчеством. («Казанская духовная академия» // «Православная энциклопедия». Т. 29. С. 117-134).

После епископа Анастасия последним ректором Казанской духовной академии в 1913-1917 гг. был епископ Анатолий (Грисюк) (1880-1938) – кандидат богословия Киевской духовной академии 1904 г. Иеродиакон с 1903 г., иеромонах с 1904 г. И. д. доцента кафедры общей церковной истории Киевской духовной академии с 1905 г., кафедры истории древней церкви с 1910 г. Магистр богословия 1911 г. Архимандрит с 1911 г. Экстраординарный профессор Киевской духовной академии в 1912 г. Инспектор и экстраординарный профессор Московской духовной академии с 1912 г. Архиепископ с 1928 г., митрополит с 1932 г. Священномученик Русской Православной церкви.

Вернуться назад