Мироновы

[1961 г.]

 

Семья состояла из трёх человек: отец Максимилиан Ефимович, мать Анна Ивановна и сын Ваня. Они представляли из себя оригинальный тип «выходцев из Расеи». Сам Максимилиан Ефимович являл собой тип человека не то приказчика, юркого, искательного, отменно предупредительного, не то какого-либо писарька с теми же чертами характера. Маленький, юркий, сухощавый, он имел к тому же тоненький голосок, почти женский. Одевался отменно: синий суконный кафтан его сидел на нём элегантно и был всегда абсолютно чист. Был он человек трезвенный.[1]

Анна Ивановна в противоположность муженьку была женщина величественная. Движения её были медлительными, неторопливыми, речь спокойная. Она производила впечатление женщины умной, образованной, хотя образование её было не столь уж большое. Казалось, что она именно и руководила хозяйством, и что ей можно доверить большое дело и она не подведёт.

Ваня, конечно, был баловнём. Отдавали его учиться в Камышловское дух[овное] училище – не привился. Приспособляли к торговле – ничего не вышло: торговля не пошла. Так он куда-то из Течи выбыл, как его не бывало.

У Мироновых был большой двухэтажный дом на главной улице. В историю Течи он так и вошёл под названием – Мироновский дом. Низ у него был кирпичный, а верх – деревянный. Архитектура у него была городского типа: строение высокое. И вверху и внизу было по несколько комнат: светлых, высоких. Вверх вела парадная лестница со двора и внутренняя довольно крутая из кухни.

Против дома с выходом на дорогу было расположено длинное кирпичное здание, предназначавшееся, очевидно, под магазин.

В западной половине двора были расположены «службы» - сарай, конюшня, амбар, погреб и 00. Все постройки кондовые под железом, как и дом. В задней стене сарая были ворота внутренние, дворовые и калитка. Все службы стояли на краю обрыва, и когда выходишь в калитку, то открывался прекрасный вид за реку.

Огород был расположен внизу у подошвы обрыва, а на берегу реки был второй огород с проходом между тем и другим в 15-20 сажен. В этом втором огороде росли две знаменитые талины: могучие, высокие, пышные, вероятно, под стать дубу маврийскому. Они и огород, в котором было много подсолнухов, цветыквы, мак были украшением берега Течи. Огород прикрывал от глаз часть реки, и здесь любила купаться матушка протоиерейша – Поликсения Петровна.

Обрыв, у которого были «службы» иногда на масленице был местом проверки крепости нервов: он имел малый уклон, который поливали водой, т. е. делали очень крутую катушку, с которой в коробе (а не санках) катали любителей и любительниц сильных ощущений.

Не известно, получили ли Мироновы дом по наследству или купили его, но ему суждено было в их жизни [играть] роль ренты: они сдавали его в аренду, и это было средством их существования. Кто только не жил в этом доме? И земские начальники, и пристава и частично учительницы.

Мироновы пытались, было, торговать, о чём уже указано выше. Новиков «задушил»: с год не больше они бились и закрыли лавочку.[2] После Кокшаровых Миронов, было, взял, «амшину», но скоро обнаружилось, что он взялся не за своё дело. По его именно ямщине и создано было новое выражение «на присталях». Оно обозначало, что иногда Мироновская пара лошадей возвращалась домой без экипажа: кучер вёл её под уздцы, а потом верховой ехал за экипажем, чтобы дотянуть его до дому.[3] Так Миронову не везло в жизни, но марку он старался держать высокую: к нему и с крестом ездили после Новикова, но до Пеутиных, и почёт и уважение были, по любимому выражению теченцев, как «сорок одно с кисточкой».

Незаметно сошёл со сцены Максимилиан Ефимович. Осталась одна Анна Ивановна. Сделалась она сиделицей в пивной, устроенной внизу дома. Пиво понемногу стало входить в быт мужичков, особенно – молодёжи. Не зря Николай Фёдорович Лебедев был агентом пивовара Злоказова. Теперь с базара, после сделки или просто так, заходили «раздавить» по бутылочке.

Дальнейшая история Мироновского дома такова: верх был продан в деревню Бакланову. После революции его перевезли снова в Течу на Зелёную улицу и сделали из него детские ясли. Низ кирпичный перевозить было нельзя: теперь в нём почта. Всё прочее развалилось.

Неподалёку от него, на том месте, где раньше стоял дом Андрея Михайловича Трапезникова, недавно выстроена чайная. Около неё теперь остановка автобусов по маршрутам Теча-Бродокалмак, Теча-Челябинск, Бродокалмак-Шадринск. Так, на развалинах старого появляются побеги нового, но пока что слабые побеги, а основной пейзаж составляет старое, медленно разрушающееся. Около чайной скверик с мальвами. Он напоминает скверик, бывший когда-то перед Мироновским домом.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 458-461 об.

 

[1] Из очерка «Мироновы» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «Откуда они переселились, когда, в каком виде они явились – автору сего не известно. Одно ясно: они явились раньше Новиковых, потому что когда Новиков строил свой «дворец», то их дом уже стоял. Второе: Миронов, очевидно, явился в Течу не с пустыми руками, иначе он не мог бы «сгрохать» такой дом. Но что заставило их переселиться сюда? По доброй ли воле, или по нужде они сюда явились искать счастья – это осталось не выясненным. Сам Миронов Максимилиан Ефимович был своеобразным человеком: не высокого роста, худощавый, не в меру вертлявый, с изысканной речью на «а» и интонацией голоса, присущей приказчику: так и кажется, что вот-вот он скажет: «чего изволите-с», или: «что прикажите-с». Во всём он был предупредительный и искательный, так что невольно возникала мысль: не «хапнул» ли он где-либо по торговой части и скрылся за Урал?» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 394. Л. 50-50 об.

[2] В очерке «Мироновы» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Затеял тогда Максимилиан Ефимович торговать, не вступая в конкуренцию с Новиковым, а именно – такими товарами, которых не было у Новикова: хомутами, уздечками, седёлками, шлеями, мазью для телег и пр. Ничего не получилось: нашлись конкуренты в Бродокалмаке. Свернул дело» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 394. Л. 50 об.-51.

[3] В очерке «Мироновы» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Иван Петрович Кокшаров был знаток лошадей, и у него основным было правило: «надо понимать коня в работе, чувствовать его», что он не машина, а Максимилиан Ефимович не понимал этого, не умел и подобрать подходящего человека в ямщики» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 394. Л. 51.

 


Вернуться назад



Реклама

Новости

30.06.2021

Составлен электронный указатель (база данных) "Сёла Крыловское, Гамицы и Верх-Чермода с ...


12.01.2021
Составлен электронный указатель "Сёла Горское, Комаровское, Богомягковское, Копылово и Кузнечиха с ...

30.12.2020

Об индексации архивных генеалогических документов в 2020 году


04.05.2020

В этом году отмечалось 150-летие со дня его рождения.


03.05.2020

Продолжается работа по генеалогическим реконструкциям


Категории новостей:
  • Новости 2021 г. (2)
  • Новости 2020 г. (4)
  • Новости 2019 г. (228)
  • Новости 2018 г. (2)
  • Flag Counter Яндекс.Метрика