[ЗАМЕТКИ ДЕТСКОЙ ПАМЯТИ]

Мостик

[1965 г.]

Шадринское земство, после своего учреждения, первой задачей поставило обеспечение связи в пределах подведомственной ему территории и со своими соседями – Челябинским и Камышловским уездами. Магистральной дорогой явился тракт между Шадринском и Челябинском. На пути его построения оказалось две реки: Исеть и Теча, которая впадает в первую около Далматово. Явилась необходимость строить мосты через эти реки, а также небольшие мосты через постоянные ручьи, или просто в ложбинах. Мостик, о котором будет речь, относится к типу последних. Он находится в живописном месте, а под ним родничок, немного восточнее его берёт начало в горке, покрытой соснами. Всё русло родничка заросло травой и цветами, и с трудом можно его увидеть сквозь эту зелёную завесу. Скорее по звуку его струи можно догадаться, что он где-то тут. За мостиком он образует небольшое болотце, окружённое тоже травой и цветами. Из болотца избыток воды ручейком стекает в речку. Под мостиком стоит небольшая лужа. Мостик небольшой по величине: шириной сажени в три и длиной тоже в три-четыре сажени, но крепко сделан. Нужно отдать честь земству, что оно строило мосты и мостики кондово, как немного позднее строило и школы.

Мне приходилось несколько раз проезжать в Шадринск по тракту и я всегда [пользовался] мостом в селе Нижне-Нетропавловском: к телу его была подведена дамба, а в реке были устроены крепкие защитные «быки» от стока льда. К мостику дорога проходила между двух холмов, усеянных цветами. За ним, справа, идёт высокая гряда бора, именуемая «Швейцарией». Так назвали её наши первооткрыватели. Раньше здесь была загородка черепановского мельника Мизгирёва. Слева, за мостиком, тоже горка, так что дорога проходит как бы по оврагу. По краям правого холма росли низкие берёзки с шиповником.

С этого холма, когда однажды проезжал из Течи в Бродокалмак губернатор Наумов, наши барышни из-за кустарника кидали цветы. Как по этому случаю не вспомнить известное изречение И. А. Хлестакова: «Деревня, впрочем, тоже имеет свои привычки и уголки». Особо притягательную силу к себе имел мостик вечером, когда воздух свежел, слышалось только журчание родничка, бор слегка шумел и навевал такое состояние меланхолии, которое бывает в минуты отдыха. Мы рассаживались на перила мостика. Нужно ли говорить о том, что рассаживались парочками. Этому, как известно, учил ещё Дон-Кихот Ламанчский – рыцарь Дульцинеи Тобозской. Меланхолия меланхолией, но основным законом для теченцев было петь. И мы пели. Природа подсказывала нам сюжет песен. Пели: «Возле речки, возле мосту» и, конечно, меланхолические

«Мой костёр в тумане светит,

Искры гаснут на лету,

Ночью нас никто не встретит,

Мы простимся на мосту.

На прощанье шаль с каймою

Ты узлом на мне свяжи.

Как концы её с тобою

Мы встречались в эти дни.

Вспоминай, когда другая,

Друга милого любя,

Будет песни петь, играя

На коленях у тебя».

Сердца были молодые. Кровь горячая. Жизнь казалась широкой скатертью, широко раскинутой для нас, полной радостей и счастья.

Лыбопытно, что эту же песню «Мой костёр», помню, пели наши верх-исетские фабзавучники, но после слов «Мы простимся на мосту» добавляли: «Может быть, и под мостом».

«Чтый, да разумеет!»

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 391. Л. 72-78 (рукопись), 79-81 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.