Иван Сергеевич [Попов]

07 мая 1963 г.

В канун Великой Октябрьской соц[иалистической] революции капиталистические отношения в нашей Тече были уже налицо, как теперь иногда говорят, в развёрнутом виде. Развиваться же они начали лет за двадцать до этого. Наглядным примером и свидетельством этого на селе явился оформившийся уже в купца в начале первого десятилетия нового века Антон Лазаревич Новиков. В конце прошлого столетия, лет за 10-15 до его конца, пришёл он в наши края из «Расеи» со своей Марией Егоровной в лаптях, а перед революцией годовой оборот его «торгового дома» достигал до ста тысяч рублей. Запах денег опьяняюще исходил из «лавочки» Антона Лазаревича и мутил головы теченцев. И начали отдельные представители их тоже бороться за «деньгу». Кое-кто пытался было, по примеру Антона Лазаревича торговать, но он в зачатье «глушил» всякие попытки вступать с ним в конкуренцию, и все его соперники моментально «вылетали в трубу». Но человек изворотлив, а тяга к деньгам нарастала. По понедельникам в селе проходили базары – наглядный университет денежных отношений. При такой обстановке жажда к деньгам всё больше и больше разгоралась, а изворотливый ум изыскивал пути к обогащению, к деньгам. По-разному люди старались «утолить эту жажду»: некоторые к своей землеробной деятельности присоединяли ещё ремесло, а потом не в силах справиться с этим совместительством и при благосклонном содействии «крепких» мужиков, охотно прибиравших их земельные участки к своим, становились ремесленниками в чистом виде; некоторые же, люди сильной воли, ловкие и изворотливые, всё-таки старались пробиться к торговле и таким путём «делать бизнес», «делать деньги». Пример Антона Лазаревича не давал им покоя. Вот к этой именно категории людей, смелых, инициативных, и принадлежал Иван Сергеевич. Есть пословица: «Не мытьём, так катаньём». Вот эту именно пословицу Иван Сергеевич и сделал исходной, отправной точкой своей деятельности, сказать буквально – «сделал ход конём».

Иван Сергеевич не был коренным теченцем, а был уроженцем деревни Баклановой, которая была в трёх верстах от Течи, ниже по реке того же названия. В Тече он оказался по закону родства, а именно: он женился на единственной дочери коренного теченского жителя, сделавшегося уже ремесленником, по специальности печником, Николая Фёдоровича: «вошёл в дом», как определялась у нас такая форма родственных отношений. В Баклановой родители Ивана Сергеевича пытались торговать, но у них ничего не получилось, а у него, как говорит пословица: «аппетит приходит с едой» - желание торговать не потухло, а, наоборот, разгорелось, и он нашёл лазейку из создавшегося положения: не удалось торговать сахаром, керосином, пряниками, давай попробую торговать лошадями. Практический, изворотливый ум Ивана Сергеевича, нужно признать, в этом случае «сработал» неплохо: ни Антон Лазаревич тебе не помеха, нет конкурентов, а ситуация явно благоприятная, только раскинь разумом да не постесняйся совести. Во-первых, что такое конь для землероба? Орудие производства – без него не обойдёшься, и потребность на него не ограниченная. Кому-кому, а Ивану Сергеевичу это было ясно, как божий день. Во-вторых, где найдёшь другую такую туманную область, в которой бы качество товара было так завуалировано и скрыто от покупателя и где бы, следовательно, была такая возможность «обойти» покупателя и, воспользовавшись его неопытностью, собрать с него вдвое за плохой товар. Знатоки и те в этом деле «попадались на удочку». В-третьих, сколько ни боролись у нас в те времена с воровством лошадей, сколько ни писали в волостях паспорты на лошадей – эти в собственном смысле «филькины грамоты», оставались ещё каналы, через которые можно было покупать ворованных лошадей, имей только на это «нюх», а он у Ивана Сергеевича был. И вот пред нами предстал во всей своей красе «купец» по лошадям.

Изба, в которой жили ремесленник Николай Фёдорович и зять его – торговец лошадьми Иван Сергеевич – стояла на мрачном месте – против кладбища. Дом был пятистенный с шатровой крышей, но пристрой был бедный. По всему было видно, что в этом доме живёт не хозяйственный землероб, домосед, хозяин, а люди, производство которых не нуждалось в полном комплексе служебных построек – «служб».

Печник ходил по домам, часто в других деревнях, а Иван Сергеевич бывал только наездом на несколько дней, а больше разъезжал по базарам и ярмаркам. Иногда он неделями, а то и месяцами не бывал дома, а потом вдруг заявится с пятью-шестью лошадями и только для того, чтобы через день-два вывести их на Теченский базар. Он даже не имел одной постоянной «разъездной» лошади: он сбывал её при первом же благоприятном случае. Лошади были для него только товаром. Никто не знал, откуда он «черпал» свой товар, но, вероятно, в тех краях, которые издавна славились у конских воров, как «рынки» сбыта ворованных лошадей – это район станции «Чумляк» Сибирской железной дороги. Здесь было знаменитое торжище, обслуживавшее нынешние Челябинскую, Курганскую и Тюменскую области. Сюда съезжалось и воровское «купечество» и вороватое «купечество» по пословице: «рыбак рыбака видит издалека». Лошади были большей частью особой зауральской и сибирской породы, которая создавалась натуральным способом в стаде без отбора человеком, а воспитывалась к сохе с трёхлетнего или четырёхлетнего возраста. Все они рыжки, бурки, воронки, невысокого роста, с несильно развитым корпусом, приспособлены были волочить сабан или соху, носили почётную кличку «пахарь». Они и были, главным образом, вожделенной мечтой для землероба. Иван Сергеевич это знал и поэтому старался такой именно «товар» выводить на базар или ярмарку. Приводил он иногда и «киргизов» на любителя, но эти «степнички», правда, были более резвыми, но более горячими и не годились «для сохи». Породистых же лошадей вообще было опасно выводить ему на продажу, потому что можно было «нарваться» на хозяина.

Был ли знатоком в лошадях сам Иван Сергеевич? И да, и нет! Он, конечно, различал возраст лошадей, их относительную выносливость и резвость, но чисто деловых качеств, какими они могут быть в работе, он не мог определить, потому что сам пахарем не был. Да он и не был заинтересован в этом: его задача была – сбыть товар и получить деньги. Но что в совершенстве знал и в чём имел опыт Иван Сергеевич, то это было искусство преподнести покупателю товар так, чтобы он не поскупился на цену. «Не обманешь - не продашь» - это было символом веры Ивана Сергеевича. Он знал, как нужно «подготовить» «товар» на продажу. Лишнего овса он на это не истратит, а вот «подбодрить», «освежить» - это было его дело. Болтали, что перед выводом на базар он вливал им, предназначенным к продаже рыжкам, карькам, сивухам и пр. по «шкалику» в рот, но это был уже явный поклёп на Ивана Сергеевича. Всё это было от того, что считали профессию его «делом» цыганским, и всё, что приписывали цыганами – разные проделки их, вымышленные, бывшие результатом безудержной фантазии – переносили и на Ивана Сергеевича. «Работа у тебя, брат, цыганская» - так прямо ему и говорили, но всё это из-за зависти. Что было несомненным, что люди видали своими глазами, то это то, что он «подщекачивал» из кнутиком, и они хорошо знали, что обозначает этот предмет в его руках. Это делалось в качестве репетиции до вывода на базар, а на базаре – попробуй какой-нибудь рыжко, или воронко опусти долу свою главизну, или «затуманишь» взор в забытьи, достаточно было подойти к нему Ивану Сергеевичу, и он «воспрянет» - из пятнадцатилетнего превратится в пятилетнего. «Не обманешь – не продашь» - твёрдо помнил Иван Сергеевич.

Конский базар в деревне. Картина эта достойна кисти большого художника. Его нельзя показать статичным. Здесь всё в движении, и главной задачей художника будет показать динамику этого события. Это нелёгкая задача.

На Теченском базаре Иван Сергеевич «выставлял» свой «товар» у подхода к нему с южной стороны, вблизи церковного алтаря. Здесь он ставил свою телегу с привязанными к ней по бокам и сзади лошадями. Это был, так сказать, центр картины. С боку, слева, обычно стояли небольшой кучкой, а иногда и значительной кучкой, мужички-хлеборобы. Стояли в глубокой задумчивости в зипунах, выцветших поярковых круглых шляпах, в тяжёлых яловых сапогах, хотя солнце уже пригревало. Ничего не поделаешь: так требовал этикет базара. Нужно держать фасон! Перед ними в полупальто фабричного суконного покроя, в сапогах с лаковыми голенищами, в фуражке был он, их благодетель – Иван Сергеевич. Он ведь в душе делал благодеяние для этих «зипунников». Такова одна из черт морали торговца. Неподвижная стена людей в зипунах и перед ней вертлявый, искательный торговец! Это первая деталь картины, которая требует ярко контрастного изображения. Какими бы индивидуальными чертами в лице, или в фигуре не обладал купец, но он обязательно будет того типа человеком, о котором принято говорить: «наверно, плут и шельмец!» Такова была «каинова печать» всех этих людей, и Иван Сергеевич, конечно, не был исключением. Но вот из толпы «зипунников» один тяжёлой походкой выступил вперёд и обратился к Ивану Сергеевичу со словами: «Ну-ко, Сергеич, подвези ко мне того гнедка с боку». И Иван Сергеевич подводил гнедка к покупателю. Только очень наблюдательный глаз мог заметить, что где-то за поясом у Ивана Сергеевича под оборотом его полупальто был кнут, и он показал его гнедку, «подбодрил» конька. И вот вся толпа «зипунников» ожила, глаза загорелись. Куда девались «тяжёлые зады», которые, как кто-то говорил, отмечали иностранцы у наших мужичков. Они теперь стали подвижными и лёгкими. По очереди они осматривали зубы лошади, и слышались реплики: «молочные (зубы) съедены», «задние сношены» и пр. Они щупали шею под гривой, прощупывали «бабки», просматривали расположение ног (не сведены ли с оноя), гладили по спине, прощупывали крестец, измеряли грудь и т. д. Нет! С такой придирчивостью они не выбирали невест для своих сыновей! Потом проводил кто-нибудь из них коня на поводу, и они следили за каждым шагом его: какой у него размах шага, как он держит голову и пр. Потом посадят верхом на него какого-либо Петьку или Ваньку, чтобы он проскакал на нём галопом. Иван Сергеевич и тут незаметно ещё «подбодрит» коня. Потом они снова «обсуждают» коня, а если при этом подвернётся доморощенный теченский «ветеринар» - Александр Матвеевич, то попросят его проконсультировать о «покупке». Так личный интерес какого-либо Ивана Тимофеевича перерастал в проблему коллектива: вот что обозначал конь для землероба! Дальше уже начинался самый торг. Иван Сергеевич был уже тонкий психолог: он видел, с кем он имел дело. Конь необходим и понравился, значит – можно говорить крепко, и он «играл» - выжимал до предела. По нескольку раз ударяли по рукам, пока, наконец, Иван Сергеевич не убеждался, что дошёл до предела и, оговоривши штоф вина в добавление к названной сумме, бил в последний раз по руке покупателя, и гнедь переходил в руки Ивана Тимофеевича.

Какой же противной при этом оказывалась фигура этого конского «купца», вчерашнего хлебороба, своим же односельчанам продающего коня втридорога и, как спрут, сжимающего их тощие «животы»!

6-го июня 1902 г. в день Троицы я был проездом в Каменке, нынешнем Каменске-Уральском. За мной к этому дню должна была явиться подвода из Течи: я проезжал на летние каникулы. Моё письмо с просьбой выслать мне на это число подводу в Каменку в срок не пришло, и подводы не было. Я стал искать попутчика из Течи, и на постоялом дворе узнал, что в Каменке Иван Сергеевич. На Троицу в Каменке была традиционная ярмарка, именовавшаяся по празднику Троицкой. Иван Сергеевич был на ней со своим «товаром». Ярмарка находилась на гористой части завода (посёлок был заводом), и я нашёл там Ивана Сергеевича во всей его красоте, в той же обстановке, как описано в Тече на базаре, только соответственно тому, что тут была ярмарка, а не базар, масштаб был шире, и людей было больше. Было условлено, что когда Иван Сергеевич закончит свои «операции», то он зайдёт за мной на постоялый двор, и мы направимся в Течу. Так и случилось, как было условлено. Иван Сергеевич, как видно, торговал успешно, и у него было добродушное настроение. Он рассказывал о себе, хвалил свою жену.[1]

После деревни Иксановой, которая примерно была на средине нашего пути, можно было на Кирды или через деревни Байбускарову и Аширову, либо, минуя их, ехать мимо озера Маяна степью примерно тридцать, тридцать пять вёрст. Иван Сергеевич избрал второй маршрут – мимо Маяна. Маян – это громадное озеро. Когда-то оно было в длину до двадцати километров и в ширину до семи километров. Оно было на славе у охотников, потому что изобиловало дичью – утками и гусями. Патриоты его хвастались даже тем, что якобы на него приезжали охотники из Москвы. В озере было много рыбы – карасей. Знатоки уверяли, что маянские караси особенно вкусные. Летом на озере жили в землянках кирдинские старики-рыболовы. Они сушили рыбу – «вялили», нанизывая выпотрошенную на палочки, а зимой в том виде – на палочках – продавали на Теченском базаре в Филиппов пост, а то и в Великий пост. На уху у них всегда была живая рыба в «садках», в глухо закрывавшихся плетёных коробах, опущенных в воду. «Заедем к старикам и закажем уху» - заявил мне Иван Сергеевич, как только принял решение ехать мимо Маяна. Мы проезжали степью, когда она была в цветах, и в воздухе был хмелящий аромат цветов. Кругом безграничная степь! Как она хороша! Мы ехали в жаркий день, но жар смерялся лёгким движением ветерка. Озеро тонуло в камышах. Мы видели стаи летающих уток, а на одном невысоком холме видели стаю диких гусей. Примерно поровнявшись со срединой озера по береговой его линии в длину, мы подъехали к землянкам стариков-рыболовов, и один из них моментально «сварганил» уху с зелёным луком, который он тут же выращивал на грядке у землянки. Нет необходимости описывать нашу дальнейшую езду: она также шла степью, только за пять-шесть вёрст до Кирдов начались поля. Нет, стоило совершить эту поездку мимо Маяна, очаровательную поездку, и я был благодарен за неё Ивану Сергеевичу.

В дальнейшей жизни я больше уже не встречался близко с Иваном Сергеевичем и получал только слухи об его жизни.

Три года тому назад, когда я был в Тече, я нашёл на том месте, где была изба Ивана Сергеевича, пустырь. По соседству с его домом был маленький лесок, в котором обычно разгуливали телята. Мы – дети – любили гулять в этом лесочке и собирать землянику. Теперь в этом лесочке был устроен склад бензина для МТС. В разных местах валялись пустые бочки, деревца были поломаны или пригнуты к земле машинами. Было грязно. Обидно было видеть изнанку технического прогресса в деревне. Можно ли было этого избежать? Можно, но …

7/V - 1963.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 295-305 об.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Иван Сергеевич» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть V. (март 1966 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 382).