Кирилл Михайлович [(повар)]

К. М. Рассохин в течение ряда лет работал в нашей семинарии, так сказать, «придворным» шеф-поваром. Обычно повара имеют фигуру солидного, во всякого случае упитанного человека, гастронома по профессии. К. М. был полной противоположностью такому представлению о поваре. Как раз наоборот, он был тщедушный, худой, невысокого роста, лицо его было в карявинах, на нём торчали жидкие «тараканьи» усы, на голове ёжик негустых волос – всё это производило впечатление от него, как от человека неполного физического развития. В своей поварской тужурке, с колпаком на голове и при поварских доспехах у пояса – наборе ножей в деревянных ножнах, он, всё-таки, имел вид скорее поварёнка, особенно когда стоял рядом со своим помощником Иосифом, человеком могучего сложения, специально взятом для выполнения тяжёлых работ, например, для провёртывания пудами через машинку мяса для котлет.

На обязанности К. М. было ежедневно готовить три блюда на обед и два блюда на ужин. И вот он часами стоял у стола, поглядывая иногда в окошко на Каму, а руки его выполняли бесконечный танец по шинкованию овощей или по формированию котлет; а одновременно в поле его зрения были котлы с киселями, кашами, заправами и т. п. И ничто не должно пригореть или перепреть или не довариться. Это походило на игры на нескольких шахматных досках. Чтобы напитать двести с лишним ртов – для этого нужно было иметь выносливый организм. Таким был организм К. М., несмотря на его, казалось бы, недостаточное физическое развитие.[1]

[[2]]

Где [и] как научился К. М. своему мастерству, а мастер он был большой, мы не знали, но по привычке мыслить знакомыми литературными образами, мы думали, что он прошёл тот же путь, который прошёл Горький, работая поварёнком у Смурого. Да так, вероятно и было на самом деле.[3]

К. М. был из вятских зимогоров, той многочисленной массы людей, которые за невозможностью прокормиться у себя на земле, на зиму тучей налетами в города, чтобы к лету опять поехать на свой скудный земельный участок и добыть пропитание для семьи, по крайней мере, на часть года. Такими были все наши, так называемые, сторожа, но К. М. среди них был уже обладателем ценной квалификации повара, и труд его оплачивался во много раз выше (ему платили за месяц 25 руб[лей][4], а им 6-7 рублей). К. М. по работе приходилось вступать в двоякие отношения со сторожами: с одной стороны, приходилось иногда опираться на их помощь, что было оговорено условиями приёма их на работу, а, с другой стороны, обеспечить им питание, что тоже входило в условия оплаты труда. В помощь К. М. сторожа, например, привлекались, когда в меню стоял жареный картофель. В эти дни кухня приобретала вид деревенских зимних девичьих посиделок: сторожа сидели кружком у мешков с картофелем и окожуривали его. Что касается питания, то им поступали кости при варке супа, остатки супа, каши, киселей, подливов, картофеля, причём к чести К. М. нужно сказать, что он не обижал сторожей, которые в большинстве случаев были его односельчане, и обеспечивал сытным обедом и ужином. Нужно сказать, что такие блюда, которые не были строго нормированы, как супы, каши, кисели и т. д. готовились в таком количестве, что их всем хватало, а остатки забирал ещё Кондратий для своих ховроний.

Мы лично с К. М. соприкасались во время дежурств, учреждённых после революции 1905 г. и здесь обнаруживалось, что К. М. не только питал нас, но и интересовался нашей учёбой, тем, кто и как учился. Его любимым выражением в адрес тех, кто хорошо учился было: «так, так, у него, как видно котелок хорошо варит». Остался также в памяти один из афоризмов К. М.: «Отсеки руки по локоть, но к себе не волокай».

[[5]]

В 1935-1936 г. я работал на курсах мастеров соц[иалистического] труда ВИЗа, и в числе моих учеников была работница цеха № 2 т[оварищ] Рассохина. Я поинтересовался, не знает ли она, что-либо о К. М. Она сказала, что он её дядя и в то время жил в Тюмени. Это были у меня последние сведения о нашем доброй памяти поваре – Кирилле Михайловиче Рассохине.[6]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 725. Л. 12 об.-15.

[1] В очерке «Кирилл Михайлович» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Рабочий день у К. М. начинался с 6-7 часов. Являлся он в кухню в полной готовности: умывшись, подчистившись. Иногда от него даже припахивало «духовым» мылом. Такой же аккуратности и чистоплотности он требовал и от своего помощника и всех «сторожей», когда они прислуживали в столовой. Начиналось с приёмки продуктов из складов: их приносил под его наблюдением его помощник Иосиф. В его производство входил следующий агрегат: большой котёл для варки различных супов, за ним «духовка» для доведения до кондиционного состояния котлет и прочих жарящихся изделий кухни и громадная плита, на которой можно было ставить котлы, сковородки и пр. За приведением всего этого аппарата в действие, т. е. за его отоплением, должен был следить Иосиф. С этого он и начинал свою работу.

Вдоль северной стены кухни, обращённой к Каме, расположен был длинный стол, на котором и была, главным образом, сосредоточена работа по заготовке полуфабрикатов кухни. За этим столом Иосиф «в поте лица» провёртывал на машинке гору мяса для котлет, а К. М. «колдовал» над созданием из него ажурных котлеток, зраз, а по субботам «божественных» голубцов. ... За этим же столом К. М. шинковал для приправы супа или чего-либо жареного морковь, капусту. Прозаичное слова «шинковал» не выражало точно, что тут делал К. М. На самом деле его нож дробью выбивал самые разные мелодии, под которые можно было танцевать и мазурку и польку. В некоторых случаях морковка из-под ножа выходила в виде ажурных красных звёздочек.

Но главная арена у печи. Что только ни варилось в котле: суп мясной, с лапшой и без неё, лапша с белыми грибами, солянка из осетровых голов, гороховый суп с гренками по особому предложению П. Н. Серебренникова, уха и пр. Каши: рисовая, манная, каша-запеканка. Кроме мясных котлет – рисовые, картофельные. Какие оладьи готовил К. М. с вареньем, кутью и пр.! Нет, не обижали семинаристов питанием. В столовой под иконой висело расписание блюд, над которым работала целая комиссия: ректор, эконом, К. М. и консультантом – П. Н. Серебренников...» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 167-168 об.

[2] В очерке «Кирилл Михайлович» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «И вот наступал «генеральский» час обеда. Как только послышатся слова: «но избави нас от лукавого», двери в столовую со стороны кухни открываются, и верёвочкой входят в неё «сторожа» с супом, а потом с интервалом с котлетами, киселями и пр. «Хлебодар» всё время разносил на подносе хлеб. К. М. издали следит за ходом питания юношества. Были ли претензии к К. М.? Была претензия только раз: в лапше с белыми грибами оказались червяки. Поднималась, было, буря, но улеглась. В тревожные дни революции и после неё установлено было дежурство на кухне из учеников 4, 5 и 6 классов» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 168 об.-169.

[3] М. Горький в детстве работал буфетным посудником на пароходе, Смурый – герой его автобиографической повести «В людях».

[4] В очерке «Кирилл Михайлович» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «т. е. во столько, во сколько ценился труд учителя в сельской земской школе» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 166.

[5] В очерке «Кирилл Михайлович» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор добавляет: «Ежедневно с кухни отправлялись в больницу больным и ректору [блюда] для пробы. Об этом обеде «на пробу» семинаристы замечали, что потреблял его Зибель, рыжий пёс ректора» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 169.

Там же: «Объём работы у К. М. снижался во время каникул, когда в семинарии оставалось немного учеников. Был случай, что в одни зимние каникулы оставшихся на каникулы учеников решили побаловать пирожками на вечере. Мероприятие это было вызвано тем, что епархиалки вперёд устроили вечер с пирожками, а в ответ на это и начальство семинарии тоже разрешило устроить в семинарии вечер с пирожками. К. М. не подкачал» // Там же. Л. 169 об.-170.

Там же: «К. М. один только мог вступать в разговор с ректором Добронравовым, а остальные, как только, бывало, увидят его подходящего к кухне, разбегаются. «Он», величественный и грозный, проходил на кухню и спрашивал: «Кирилл, не много ли съедают хлеба «сторожа»?

К. М. умел давать ответ по достоинству. К. М. позволял себе иногда и роскошь. Так, он сшил себе новые сапоги с лаковыми голенищами за 25 руб[лей], т. е. за свой месячный заработок» // Там же. Л. 170 об.

[6] Там же автор добавляет: «Лет 5-6 тому назад [1960-1961 гг. – ред.] я опять случайно встретил эту Рассохину, и спросил её о К. М. Она сообщила мне печальную новость, что он скончался в Тюмени.

Кирилл Михайлович был самой колоритной личностью из всех моих знакомых из того круга людей, к которому он принадлежал. Он всегда был для меня примером человека энергичного, инициативного, могущего при любых условиях преодолевать социальные ограничения и пробить себе дорогу в жизни. Мир праху его!» // Там же. Л. 171.

Вернуться назад