Мелочи академической жизни и юмор

Посещение Григорием Распутиным Казанской дух[овной] академии*

Он посетил академию, когда был в ореоле славы. Тогда в нём видели некоего «провидца», могущего «читать» мысли другого человека.

В академии был студент Замотайло[1], у которого был дух противоречия: на любой тезис у него всегда готов был контр-тезис, так что если кому-либо нужно было добиться от него единства взгляда по какому-либо вопросу, то он высказывал контр-тезис, а от Замотайло получал тезис. Передавали, что будто бы Григорий, удививший его, изрёк: «Ты что мотаешься и туды и сюды». Были студенты, которые увидели в этом дар «провидения» у Распутина. Легко догадаться, что они были из «монашествующих».

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 84-85.

*В составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.

Хорошо усвоивший философию В. И. Несмелова*

Студент Жадин[2] любил играть в карты, но не имел денег. Когда ему предлагали «ставить», он утверждал, что он «поставил» и на вопрос, где же то, «что» он «поставил», отвечал: «мыслится присутствующим».

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 87-88.

*В составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.

«Мы физику учили до теплоты»*

Поступавший в академию абитуриент Якутской семинарии старался прикурить от электрической лампочки: пыхтел, срывал конец папиросы. Ему сказали: «Что ты делаешь – ведь от электрической лампочки нельзя прикурить», - он изрёк: «извините – мы физику учили до теплоты». Электричество он увидел тоже первый раз в жизни…

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 88.

*В составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора отсутствует.

Рождественская ёлка*

Она устраивалась студентами для детей обслуживающего «господ студентов» персонала. Хорошая традиция! Эти «маленькие» приходили тогда из подвала, приходили с родителями. Для них устраивался концерт, игры, подносились подарки. На ёлку даже приходил глава академии – ректор [епископ Алексий]. С каким наслаждением пел для них автор сего романсы и вкупе с другим студентом – «Моряки» Вильбоа.[3] Бывали и курьёзные случаи, например, был один кавказец баритон, который исполнял песенку Томского из оперы «Пиковая дама» - «Если б милые девицы». Преосвященный слушал, и на лице его можно было прочитать: «Ну и ну! Нашёл чем угостить детей на ёлке!» Вспоминался чеховский Ванька Жуков. Как приятно об этом вспомнить через пятьдесят лет![4]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 96 об.-97.

«Куда прикажете, барин, отнести ваши вещи?»*

Такими словами часто встречали подъезжающих к академии студентов при входе, когда извозчик только-что останавливал своего коня. Слова - «барин», «господин» считались обязательными для «сторожей» при обращении их к «господам студентам». За этим особенно следил старший из них – комендант здания – Андрей Абрамыч. Что говорить: студентам старались прививать барские привычки. В семинарии мы привыкали к демократическому обращению с «сими малыми», а в академии – вот извольте! Не отсюда ли пошло то, с чем автору сего пришлось встретиться на работе в Слуцком духовном училище. Там долго и в спорах решали вопросы как «духовники» должны называть учителя, обращаясь к нему: по имени и отчеству или как-то иначе. Против называния по имени и отчеству особенно ратовал учитель русского языка, сравнительно нестарый человек. Он так и говорит: «вот кто-нибудь из учеников назовет меня Иваном Александровичем, какой я ему Иван Александрович?» Так и решили называться: «господин учитель», «господин инспектор», «господин смотритель». Так и припахивает польскими «пан», «пани». Цо пан хце?

Странной мне, уральцу, показалась постановка такого вопроса. Если бы я своего учителя в духовном училище Петра Васильевича Хавского назвал «господин учитель», то думаю, что он на это мне ответил бы крепким названием.

Нет, в академии явно, как говорят, перепаратили с насаждением барства. Это было не продумано!

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 98-98 об.