«Университеты» Григория Гурлева и Вениамина Пеутина

05 июня 1967 г.

У того и другого, поименованных в заголовке персонажей настоящего очерка, «университеты» начинались с лавочки теченского торговца – Антона Лазаревича Новикова. Когда лавочка его переросла в приличествующее ей название – «магазин», а сам он вырос в купца пока без гильдии, явилась у него потребность взять в услужение на обучение торговле какого-либо мальчика, с чего и он сам когда-то начинал свою «карьеру». Как выходец из «Расеи» он полагал и не без основания, что лучше всего к этому делу «способны» дети тоже выходцев из «Расеи», а у него насчёт подыскания подходящего на это дело мальчика был хороший нюх. Вот так и оказался у него сначала на «учении» Гриша Гурлев. Дед этого парня был из «Расеи», а осел в Тече, организовав красильное предприятие суровых ниток, холстов и пр. В его руках была монополия на это дело, и оно пошло в гору. Когда он умер, то предприятие оказалось в руках его сына, Гришиного отца – Семёна Моисеевича. Он не уронил марку предприятия и пока справлялся сам, а Гриша был, как говорится, «не у рук». Вот тут-то и подглядел его Антон Лазаревич.

Гриша закончил обучение в сельской школе хорошо, правда, проявил способность не по связи с особенностями торговли, но зато характеризующие его со стороны благонравия, что считалось хорошим качеством и по линии торговли. Гриша лучше всех «шёл» по закону Божию, а в торговом мире обладатели капиталов проявляли иногда рвение к «божьему делу»: жертвовали на храмы и строили их.

Когда Гриша был принят в ученики на приказчика, то возник коварный вопрос, особенно у молодёжи, как же Антон Лазаревич доверит ему доступ к соблазнительной стороне его магазина у правой от входа стены, где были кедровые орехи, пряники – воздушные, парёные и даже «сибирские пирожки», а у дверей висели крендели, правда, уже окаменевшие. Самым же большим соблазном были конфеты – грошовые, леденцы и даже шоколадные с передвижными картинками: повернёшь за бумажное «ушко» в одну сторону – одна рожа, повернёшь в другую сторону – другая, занятно! Простоватые люди склонны были считать Антона Лазаревича ротозеем: дескать, допустил «козла к капусте». Другие рассуждали: «Нет, Антон Лазаревич – не ротозей, и не промахнётся».

И пошла такая версия разрешения спора, что Антон сначала разрешал Грише есть всего до отвала, до «лихоты», чтобы отбить у него всякую тягу к сладостям, даже принуждал его к обжорству. Было ли это так, или иначе, об этом история умалчивает.

Пришло время призыва на военную службу. Служба, война и Гриша порвал связь с торговлей. Когда после Октябрьской социалистической революции стали организовываться рабфаки, по развёрстке Тече дано было одно место, и Григорий Гурлев командирован был в Свердловск на рабфак, благополучно его закончил и, как передавали, закончил затем Тимирязевскую сельскохозяйственную академию и стал агрономом.

В историю Течи он вошёл, как единственный рабфаковец от тех отдалённых времён, когда начинался путь в науку с «низов», путь упорного труда и побед.

Дед Вениамина Пеутина – Степан Васильевич Пеутин, был младшим из трёх «расейских» Пеутиных, которые осели в Тече, выстроили добротные дома с хорошими «службами» на главной улице в центре села. В Тече долго красовались три смежных дома в целый квартал, симметрично расположенных по линии с севера на юг: в центре – двухэтажный каменный дом Николая Васильевича, а на флангах – два деревянных с четырёх-скатными деревянными крышами, с горницами – на северной стороне старшего из них Афанасия, а на южной – младшего Степана. Теперь дома Афанасия уже нет, а другие два разрушаются. Братья имели или арендовали небольшие земельные участки, а подсобными у них были промыслы – у Афанасия «сбой» конопляного масла, которое при обильных церковных постах было в большом ходу. Николай имел лавочку внизу своего дома, торговал по мелочам: сахаром, чаем, пряниками, орехами и пр. Шире развернуться ему не давал Новиков, который своих конкурентов «глушил» при зачатке их. Степан занимался крашением и дублением овчин по заказам, а потом и через скупки и продажу. Это предприятие особенно окрепло, когда «дело» перешло в руки сына Степана и отца Вениамина – Ивана Степановича. Последний со временем «оперился», «отпочковался» от родителя, «сгрохал», как выражались в Тече, дом с подсобным предприятием, которое оформилось в торговое предприятие.

Вениамин, таким образом, с детства был в атмосфере торговых отношений, приобретал вкус к деньгам и интерес к счёту их, а в школе обнаружил математические способности. Его признали в этом отношении вундеркиндом и пpopoчили блестящее будущее. Пророки, как увидим ниже, были неплохими.

Вениамин поступил в ученики на приказчика в магазин Новиковых, таким образом, уже с лучшей подготовкой для этого, чем это было у Гурлева, с более острым зрением и пониманием механизма торговли – «что к чему». Особенно он учился калькуляции, скажем, как получалось, что коробку спичек нужно давать за яйцо, восьмушку махорки за три или четыре яйца и пр. Цифры у него преобразовывались в материальные вещи и наоборот, вырабатывался вкус к счётному делу.

Работать в магазине ему приходилось уже не при Антоне, а при Василие Новикове, но он был в это время уже «в форме», и, значит, Вениамину было у кого учиться.

Октябрьская революция «спутала» карты у Новиковых и Пеутиных. «Подсекло!» Так определил их новое положение один любитель острых летучих слов. Новиковы покинули Течу, а Пеутиным «помогли» покинуть её.

Около сорокового года – то ли в 37-ом, то ли в 38-ом я случайно встретил Вениамина на ВИЗе, неподалёку от домика, где мы жили. Он шёл с портфелем, как видно, торопясь на работу. На мой вопрос: где он работает, от ответил, что работает он в тресте Уралзолото, и работает бухгалтером. Я подумал: «Жив, жив, Курилка!».

Вскоре после этого мы однажды направлялись на дачу к одному знакомому, расположенную вблизи станции «Таватуй». В вагон, где мы только что заняли места, с шумом вошла группа женщин и девушек, элегантно одетых по-летнему. Неожиданно для меня подходит ко мне одна из женщин с вопросом – «Василий Алексеевич, Вы не узнали меня?» Я признался, что не узнал. «Я из Течи, жена Вениамина Пеутина. А это, - показала она на девушку, - моя дочь. Она готовится поступать в университет». Поговорили, вспомнили Течу, общих знакомых. Компания ехала на ст[анцию] «Исеть», на пикник. Мы расстались, а у меня в мозгу «гвоздило»: «Ох, и «пробойные» эти «расейские»: закроешь перед ними двери – лезут в окна, закроешь окна – лезут носом в щели» ...

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 390. Л. 35-45 (рукопись), 124-129 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.